— Взвод, на месте стой! — приказал Бурыба. — Минуту вам отдышаться, а потом… — он развел руками, — еще двадцать кругов по периметру. Сначала начинаем, то есть…

Новобранцы глухо зароптали.

— Разговорчики! — прикрикнул Киса. — А вы чего хотели, обормоты? Если на ногах держаться не умеете, будем бегать, пока не научитесь.

— Вот пусть Сомик, сука, и бегает! — подал голос Дрон. — Это его ноги не держат. Вместе с Водолазом вон… А мы-то чего?

— Взаимовыручка, бойцы! — широко улыбаясь, объяснил Киса. — Как же без нее! В бою вы, может быть, тоже раненого товарища бросите?

— Капец тебе, гнида! — обернувшись к Сомику, прошипел Дрон. — Мы тебе в казарме устроим… варфоломеевскую ночь!

Кто-то из новобранцев, оказавшийся рядом с Женей, звучно хлопнул его по затылку открытой ладонью.

Все то короткое время, пока шло препирательство, Саня Гусев пристально следил за реакцией рядового Иванова. Рядовой Иванов был спокоен. По приказу бежал, по приказу останавливался. И заступаться за своего затюканного земляка Сомика вроде бы не собирался.

«Спекся, герой, — с удовольствием подумал Гусь. — Не рыпается… Однако марку держит — все равно на всех остальных, как на дерьмо, смотрит…»

— Взвод, бегом марш! — скомандовал Бурыба. — Первый круг — поехали!.. На втором же кругу этот говнюк свалится, — проговорил он негромко, обращаясь к Кисе и Гусю, — вот посмотрите…

Не, досасывая сигарету и щурясь от табачного дыма, проговорил Киса. — Он теперь быстрее всех побежит. Кому охота от своего же призыва в казарме огребать?

— Ну, на пятом кругу свалится, — сбавил сержант. — Больше десяти не протянет точно.

— Забьемся, что выдюжит? — предложил Киса. — Все двадцать?

— На что бьетесь? — заинтересовался Саня Гусев.

— Да хотя бы на пятихат, — сказал Бурыба. — Не, много, вдруг у него второе дыхание откроется. На две сотни.

— Идет, — пожал плечами Киса и протянул Бурыбе руку. — Гусь, разбивай!

Спор выиграл Киса. Женя Сомик, хоть и отстал от своих товарищей по несчастью на два круга, но пробежал всю дистанцию, ни разу не упав.

— Взвод, на месте стой! — скомандовал помрачневший сержант Бурыба. — Упор лежа принять!

Новобранцы повалились на мокрый асфальт.

— Отжимаемся! — объявил сержант. — Делай: раз! И два-а… И раз! И два-а… И раз! И два-а… Куда ты, Сомидзе, падаешь?! Команды «раз» еще не было! Делаем теперь все заново из-за этого урода! И раз…

Смилостивился Бурыба только минут через десять:

— Ладно, встали все… Бегом на турники — по двое на перекладину.

— Отдышаться бы, товарищ сержант… — прохрипел Шапкин, трясущейся грязной рукой поправляя очки.

— На бегу отдышишься. Вам же было сказано, духовенство: вы у нас умирать будете! Какие еще вопросы? Нет вопросов? Бегом, марш! Тяжело в учении, легко в бою…

Гусь проследил взглядом прямую спину бегущего одним из первых Трегрея — сплюнул и проговорил:

— Давайте, пацаны, покажите им… как закалялась сталь. Я сейчас, на пять сек.

— Куда это? — нахмурился Бурыба. — Разбредетесь все, мне одному здесь с этими недоделанными впахивать?

— Я ж сказал: на пять сек! Скоро приду. Отлить надо.

Когда Гусь ушел, на спортплощадке появился старшина Нефедов. Подал знак сержанту Бурыбе, и тот скомандовал новобранцам построиться. Старшина, заложив руки за спину, прошелся вдоль строя, с каким-то непонятным удовольствием осматривая тяжело дышащих, перхающих и утиравших пот с распаренных лиц бойцов.

— Подыхаете, салабоны? — остановившись, осведомился Нефедов.

— Никак нет, — пискнул Шапкин, напротив которого и остановился старшина.

— Хорошо, что «никак нет», — сказал старшина. — Слушай меня, салаги! Меня, значит, поговорить с вами уполномочили…

Старшина прокашлялся и поскреб лоб, собираясь с мыслями.

— Вы сейчас кто такие есть? — заговорил он громче. — Солдаты российской армии! А солдат должен — что? Стойко переносить тяготы и лишения, беспрекословно подчиняться командирам и четко выполнять поставленные перед ним боевые задачи! Кто вас этому научит? Ваши старшие товарищи! Понятно? Те, кто уже опыт имеют — и тяготы переносить, и подчиняться, и выполнять! Какое у них звание — сержанты они или ефрейторы, или такие же рядовые, как и вы, вас волновать не должно! Старшие товарищи — и точка! Но что происходит на самом деле? На самом деле каждый год после формирования учебного пункта в очередном новом призыве отыскивается парочка-троечка говнюков, которые считают себя самыми умными. Которые на гражданке чего-то там наслушались, начитались и сходу начинают тут трындеть про права человека. А чуть им на ногу наступишь — бегут в военную прокуратуру жаловаться. А некоторые еще… — старшина Нефедов остановился напротив Командора с перевязанной головой, — норовят и кулаками помахать. Ну, таким-то, как правило, быстрее других объясняют, что к чему… Вот, что я вам скажу, парни… — зашагав дальше, заговорил старшина голосом уже не громогласным, а доверительным: — Я с вами по-простому… Вот сами рассудите: как приучить переносить тяготы и лишения, если не можешь обеспечить эти самые тяготы и лишения? Ну как? Никак невозможно. Согласны?

— Со… согласны… — вразнобой откликнулись новобранцы.

— Не «согласны», а — так точно! — рявкнул Нефедов, проходящий в тот момент мимо Олега.

— Так точно! — с готовностью подтвердил Олег.

То, как он произнес эту фразу, Нефедову явно понравилось. Он остановился и заговорил, уже глядя на одного Трегрея, как поступает всякий оратор, заметив особенно благодарного слушателя:

— Как научить беспрекословно подчиняться того, кто привык отвечать на требования: «не хочу, не буду, отстаньте от меня»? А? Только жестко переломить эти его «не хочу» и «не буду»! Жестко! — повторил Нефедов, взмахнув пудовым кулаком. — Согласны?

— Так точно, — ответил Олег.

— Как научить выполнять любую задачу четко и в кратчайший срок последнего тормоза и криворучку? Долбить и долбить его, пока он с тормоза не снимется навечно и руки не выпрямит. Правильно я говорю?

— Так точно! — в третий раз прозвучало от Трегрея.

— Молоток боец, — похвалил Нефедов. — И что у нас получается, парни? То, как вас тут воспитывают — максимально эффективный метод. А потому — правильный. Армия — это армия. И если вы еще к нашим порядкам не привыкли, не значит, что тут все построено на жестокости и это самое… несправедливости. Рядовой Иванов? — уточнил старшина, прищурившись на Олега.

— Так точно.

— Погоди… — вспомнил вдруг Нефедов. — Ты же ведь тоже тогда ночью… фигурировал. Бычку давил на старших товарищей. Перевоспитался, что ли? Или мозги мне сейчас крутишь?

— Никак нет, — ответил Олег. — То, что вы сюминут изволили объяснить, есть бессомненно верный принцип армейского воспитания.