Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выдержала взгляд и достала из ящика две ложки.
— Вы наоборот спасаете мой вечер. Так он был бы пустым…
Веселкин опустил глаза и уперся за спиной в подоконник руками.
— Простите, Ирина. Я совершенно бестактен сегодня. Может, я хотя бы хлеб порежу?
— Он в нарезке.
Вот за это, наверное, и ценит его жена. В дополнение к деньгам на личной карте. Еще он отец хороший…
— Можете пока Германа одеть, — нашлась я. — Он в шкафу лежит.
Веселкин тут же замахал руками.
— Ирин, давайте уж вы сами. Не хочу идти в вашу комнату. Я уже и так нарушил ваши личные границы своим наглым вторжением.
Он выглядел сейчас ужасно забавным.
— А я надеялась попросить вас разложить диван.
— Тогда пожалуйста… Хоть не зря приехал…
Сердце чуток трепыхнулось в груди. Надо было облачить просьбу в иную форму, не такую двусмысленную, и я поспешила сгладить острые углы.
— Я так и не сумела разобраться в конструкции дивана.
Его раскладывал Вадим. И очень легко. У Виктора это тоже получилось в два счета, и он принялся объяснять мне устройство дивана — точно на выставке. А я все пыталась заслонить собой столик, куда скинула скомканное одеяло и подушку. Дураку понятно, что я спала тут одна не одну ночь.
— Все ясно? Я снова соберу, и вы разберете его при мне. Хорошо?
— Я просто не буду его собирать.
— Тогда в комнате места вообще не будет…
— А мне и не нужно. Я дома не бываю.
— Я потороплю мать с ремонтом.
— Ой, не надо ее тревожить…
— Надо, надо, — усмехнулся Виктор зло. — Кстати, хотел спросить, вы за ней никакую странность не заметили?
О чем это он сейчас? Я отрицательно мотнула головой.
— To есть внешне она нормальная? И она не говорила ничего странного? — продолжал пытать меня Виктор. — Про домового, например?
Я не успела отвести взгляд. Соврать не получится. В очках он все прекрасно видит.
— Это она мне в письме написала.
Виктор неприлично выругался, но тут же с извинениями закрыл рот ладонью.
— Мне кажется, ей пора к врачу. Но это же мать. Не потащу же я ее насильно. Предложил продать квартиру. Сбагрили домового и забыли. Так она со мной теперь не разговаривает вовсе. Ну и вас подсунула заодно. Но хоть с вами мы беседуем теперь по-людски. А матери шестидесяти еще нет. Что дальше-то будет?
Веселкин отвернулся к окну и заелозил пальцами в карманах брюк.
— Ладно, не буду грузить. Вы-то хоть в домовых не верите? — спросил Виктор уже с усмешкой.
— Тот, в шкафу, очень даже реальный, — ответила я ему в тон и вытащила куклу из шкафа, размотала полотенце и вернула кукольную одежду на законное место. — Завернуть в пакет?
Виктор будто впал в какой-то транс, потом тряхнул головой и протянул к кукле руки. С минуту держал ее у груди, заглядывая в глаза, точно ребенку, и вдруг резко протянул ее обратно.
— Слушайте, Ирина. Оставьте у себя пока. У меня что-то рука не поднимается. Боюсь даже на секунду давать Германа своему монстру. Знаете, это вот как от сердца отрывать. Не могу…
Я положила куклу на полку и закрыла створку шкафа, спрятав за ногой свежие царапины.
— Будем считать, что я просто еду коту привез… Ну и поужинал заодно.
— А дома не накормят? — спросила я и замерла от своей наглой беспардонности. Точно за язык кто тянул! — Я хотела сказать, не обидятся?
— Не обидятся, — ответил Виктор сухо. — Борщ не выкипит?
— А я его уже выключила.
— Какая ж вы расторопная! А я уже проголодался.
Ел он действительно быстро, но не совсем молча. Своих личных тем не касался, у меня ничего не выспрашивал, говорил про мебель. Я кивала… Потом предложила добавку. Виктор задумался на секунду и отказался.
— Ирина, только не подумайте, что невкусно. Я за такой борщ душу могу продать! Просто там у вас пряники… За них я обычно продаю две души сразу. Когда в детстве таскал, всегда говорил, что второй для Германа. Будем чай пить? Если я совсем не надоел?
Да, домой он явно не торопится. Может, никогда и не приходит туда рано. Может, проводит все вечера с Кариной. И сегодня сделал для меня исключение.
Я поставила чайник. Он как раз начал закипать, когда в дверь позвонили.
— Вы кого-то ждете? Нет? Тогда это по мою душу. Сосед. Я перегородил ему выезд. Всегда так ставлю машину, больше негде. Он пенсионер. В десять вечера ему если только в булочную надо, — усмехнулся Виктор, вставая. — Каждый раз один и тот же сценарий. Гадость сделать. Говорю же, никто меня не любит.
За дверью действительно стоял незнакомый мне дядька.
— Ирин, я возьму ключ, чтобы снизу не звонить, — бросил Виктор и хлопнул дверью.
Я составила обе тарелки в раковину, но вымыть не успела. Раздался звонок в дверь. Забыл про ключи, что ли? Открыла мокрыми руками и ахнула: на пороге стоял Вадим. С букетом роз. А я стояла за порогом, но уже не на очень твердых ногах.
— Можно войти?
Зря спросил. С опозданием. Когда уже подвинул меня и вошел.
Как в замедленном кино, Вадим шарит глазами по полу. Ищет то же самое, что полчаса назад искал Виктор. А я стою, как дура, с букетом и кусаю губы, будто так трудно сказать:
— Я их выкинула.
Сказал это чужой голос. Абсолютно чужой и лишенный всяких эмоций. Хотя душа наполнилась злостью. На миг, но этого хватило, чтобы меня начало трясти. После пяти дней явиться без звонка и как ни в чем не бывало искать тапочки. По-мужски. Ничего не скажешь!
— Выкинула?
Вадим понял мою фразу прямо, минуя подтекст, и просто скинул ботинки.
— Ты куда? — бросила я уже ему в спину.
Вадим обернулся с таким естественным изумлением на лице, что меня затрясло еще сильнее.
— На кухню. Куда же еще? Где мы должны говорить? В дверях?
— Я не хочу ни о чем с тобой говорить.
— Это я уже понял. Три раза тебе звонил. Потом плюнул и пришел.
— Звонил?
А что ему врать?! Я вспомнила, что в спешке не сняла телефон после урока с беззвучного режима.
— У тебя гости, что ли, были? Нинка?
Я бросилась следом за Вадимом в кухню. В раковине две тарелки после борща. На столе две чашки. Банки оливок… Нинка их обожает. Только вина нет… И еще слов. И голоса.
— Ну что стоишь? — раздраженный моим молчанием, повысил голос Вадим. — Цветы поставь в воду!