Они вытащили каноэ на песок и спрятали его в густой поросли, для надежности неглубоко вкопав в землю, а после этого и сами члены команды укрылись в небольшой пещере, в которой два дня прятался со своими разведчиками Роонуи-Роонуи.

– Отлично! – заметил военачальник, к которому с этого самого момента переходила вся власть. – Сейчас самое важное – отдохнуть, так как завтра нам предстоит очень трудный день.

Однако справиться с всеобщим напряжением было нелегко, да и завывание ураганного ветра, достигающего скорости более ста пятидесяти километров в час, который, казалось, еще немного – и унесет остров прочь, спокойствия не добавляли. Когда стали гнуться и трещать выворачиваемые с корнем деревья, а грохот разбивающихся у подножия пещеры океанских волн достиг всех мыслимых пределов, то сомкнуть глаз не смог даже всегда флегматичный человек-память.

Тапу Тетуануи неделями, готовился к встрече с дикарями, но абсолютно не был готов к встрече с неуправляемыми силами природы, когда казалось, что все, созданное человеком на протяжении столетий, будет разрушено за несколько секунд. Полночь застала его молящимся богу Тане. Он просил, чтобы этот страшный тайфун был в его жизни первым и последним, так как не был уверен, сможет ли в другой раз пережить такой же ужас и не сойти с ума.

Сидя на корточках в нескольких метрах от входа в пещеру, Тапу ясно видел распарывающие небо, похожие на смертоносные копья молнии, наводящие ужас на все живое. Они с треском разносили в щепки верхушки пальм или с бешеной скоростью проносились над огромными волнами, после чего по их гребням плясали зеленоватые блики.

Яростно завывающий, словно дикий зверь, ветер набрасывался на океан и поднимал такие волны, что перепуганным людям казалось, что еще немного, и их вместе с островом поглотит океанская пучина. По склонам возвышенностей сбегали бурные грязевые потоки, по которым в сторону лагуны неслись огромные камни и вывернутые с корнем деревья, разрушая на своем пути хрупкие постройки. Лежащие на пляже перевернутые пироги вместе с десятком людей, пытавшихся их спасти, были унесены в открытый океан.

От посевов ничего не осталось, а большинство смертельно перепуганных животных в безумной панике разбегались в разные стороны и в итоге погибали.

Сколько бы ни искали люди Бора-Бора верного союзника, лучшего им никогда бы не удалось отыскать.

Перед самым рассветом ветер почти утих, а как только стало светать, установилась полная тишина. Но когда Роонуи-Роонуи велел своим людям приготовиться к бою, Мити Матаи поспешил успокоить его, сказав, что это всего лишь глаз бури[22], который очень скоро возобновится вновь с той же, а может быть, и с большей силой, но на этот раз уже без предупреждения.

Так и случилось. Где-то в полдень главный навигатор сказал, что ураган скоро закончится, и велел разложить небольшой костер, в котором моряки и воины стали обжигать ветки с заостренными концами.

Этими ветками они затем принялись разрисовывать друг друга, нанося на тела узоры, напоминавшие татуировки на коже пленника, после чего паи ваинес обрезали им волосы, оставляя лишь короткие локоны по бокам головы. В конце концов мужчины Бора-Бора, если уже совсем тщательно их не рассматривать, стали походить на настоящих Те-Оно.

Оставалось только подождать, когда закончится дождь.

К полудню ливень прекратился, за ним утих и ветер, и, когда на небосводе стало появляться мутное солнце, Роонуи-Роонуи, которому не терпелось отомстить дикарям за все причиненные его народу обиды, велел людям выступать.

В пещере остались только женщины, человек-память да Ветеа Пито, которому ни в коем случае нельзя было показываться на глаза врагам – тело ныряльщика украшала карта-татуировка, по которой моряки должны были найти путь домой. Остался также и Мити Матаи, жизнь которого была священной, ведь только от него зависело, вернуться ли люди Бора-Бора на свой остров.

Остальные, в том числе и Тапу Тетуануи, начали осторожно пробираться через тропические заросли. Отданный им приказ был более чем простым: «Убить»!

И они убивали!

Убивали, несмотря на то что никто из них никогда этого не делал. Но теперь они шли на это сознательно, так как понимали – все зависит лишь от их решительности и смелости.

Никому из Те-Оно и в голову не могло прийти, что вслед за ужасным ураганом, полностью разрушившим их жилища, появятся воины, прибывшие с одного из далеких островов, о котором они даже и не слышали, воины, тела которых были украшены такой же, как и у них, татуировкой. Вначале они не обратили внимания на мужчин, вышедших из кустов, а когда обнаружили обман, было уже поздно: кому-то перерезали горло, кому-то стальной клинок пронзил сердце.

Тяжелые булавы с костяными наконечниками оказались бессильными перед испанскими дагами[23]и шпагами. Битва, только начавшись, превратилась в яростную резню, в которой больше всего отличились своей жестокостью четверо воинов с острова-вулкана.

С наступлением ночи ни одного способного держать в руках оружие Те-Оно не осталось в живых, а женщины, дети и старики в страхе столпились на совсем еще недавно бывшим великолепным марае.

Еще никогда этот народ за столь короткое время не нес такие тяжкие потери.

Еще никогда ни один остров не сталкивался с такими разрушениями и власть смерти не была столь полной.

Когда Мити Матаи наконец смог посмотреть в глаза женщинам и детям, то, похоже, впервые в жизни устыдился содеянного. Тогда он решительно заявил, что не позволит, чтобы с голов уцелевших упал хотя бы один волосок, если же кто-то все же решит причинить им вред, то он откажется от звания капитана «Марара». После этого он сказал, что на борт катамарана не поднимется ни один воин.

– Вы останетесь здесь и лицом к лицу встретитесь с их мужьями, когда те вернутся. Мы сюда пришли, чтобы возвратить то, что нам принадлежит по праву, а не творить беззаконие и убивать невинных.

Роонуи-Роонуи, который, казалось, был опьянен пролитой кровью, сумел тут же взять себя в руки и приказал своим людям:

– Если кто-нибудь попытается снова бесчинствовать, то буден немедленно наказан.

С наступлением темноты над несчастным островом снова установилась тишина.

Тапу Тетуануи за всю ночь так и не сомкнул глаз.

Его всякий раз рвало, стоило ему вспомнить, как острая испанская шпага пронзила грудь какого-то подростка и он испустил страшный предсмертный крик, похожий на крик жертвенного животного. Тапу охватывал ужас, когда перед его мысленным взором возникали распахнутые от удивления глаза несчастного, который принял нападавших за друзей и теперь жестоко расплачивался за свою ошибку.