— Может быть... Лица не помню, но по ощущению... И имя где-то рядом — Золя...

— Золя — это Изольда, — пробормотал Пафнутьев.

— Может быть, — повторил Зомби, и улыбнулся. Пафнутьев отметил; что несмотря на уйму поломанных кос гей, зубы у того оказались совершенно целыми. — Сколько мне лет, Степан Петрович?

Овсов задумчиво посмотрел на больного, повернулся к окну, снова поднял глаза на Зомби.

— Думаю... Тридцать с небольшим... Где-то так...

— Тогда еще ничего, — пробормотал Зомби. — Я боялся, что больше...

— А какого своего возраста вы опасались? — спросил Пафнутьев.

— Вдруг, думаю, уже за пятьдесят, — улыбнулся Зомби.

— Вам гораздо меньше, — заверив его Пафнутьев. — Вам действительно тридцать.., тридцать пять.

— А вы из чего заключили?

— Жажда деятельности, цепкость мышления, возраст Цыбизовой...

— Вы подозреваете, что у меня с ней что-то было?

— Как знать... — Когда выписываетесь? — спросил Пафнутьев.

— Вопрос сложный, — ответил Овсов. — Ему некуда деваться. Если бы нашлись родные, его уже сейчас можно было бы перевести на домашний режим. Он гуляет во дворе, общается с больными, его уже знают все... И он знает всех.., сестричек.

— Они непосредственные, — сказал Зомби отметая намек Овсова.

— На волю не тянет? — спросил Пафнутьев.

— Знаете... Воля, как мне кажется, понятие условное... Я вот в газете прочитал, что лев спокойно переносит неволю, лишь бы его кормили... А лайка погибает. Для человека воля — это близкие люди, возможность видеть их в любой момент. Это знакомые места и возможность их посещать. Это женщина, к которой стремится твоя душа и опять же возможность посетить ее, когда ты того пожелаешь... Воля — это возможность общаться со своим прошлым. А поскольку прошлое от меня отрезано, то и тянет меня, в основном, во двор больницы. Там у меня уже есть мое маленькое, скромное прошлое. Там я познакомился с одной хорошенькой девушкой, меня ждет старик, чтобы продолжить рассказ уже о его прошлом, собираются доминошники и играют на деньги, которые им приносят родные при посещениях... Так что можно сказать, я вполне свободный человек.

— Ну, что ж, — Пафнутьев поднялся. — Постараюсь узнать, кто вы на самом деле. Кое-какие соображения на этот счет у меня уже есть.

— Поделитесь, — попросил Зомби.

— Могу... Вы — непростой человек, не от сохи, это совершенно ясно. Вы умеете анализировать положения, легко выстраиваете логические связи, умеете оценить собственные чувства, у вас есть способность иронически относиться к себе, к своему положению, к ближним... А это доступно далеко не каждому. У вас есть качество, которое можно назвать мужеством, жизненным опытом. Следовательно, в прошлой своей жизни вы прошли через какие-то испытания. В вас есть то, что можно назвать нравственностью, достоинством. Здесь несколько раз промелькнула тема женщин... У вас не сорвалось ни одного пошлого слова, намека, суждения... Слова, которые вы употребляете, та легкость с которой вы их произносите, их точность... Все это говорит, что образование у вас скорее всего высшее, гуманитарное, и работали вы скорее всего по специальности. Вы критически относитесь к ближним, даже ко мне, даже к Овсову... Это говорит о том, что в прошлой своей жизни вам приходилось оценивать людей, выносить свой суд, может быть, вмешиваться в их судьбы... Хватит?

Зомби выслушал Пафнутьева с напряженным вниманием, неотрывно глядя ему в глаза. Он чуть ли не проглатывал каждое произнесенное следователем слово. Когда Пафнутьев закончил, Зомби некоторое время молчал, прикрыв глаза.

— Когда вы придете? — наконец, спросил он у Пафнутьева.

— А что?

— Я хочу вас видеть. Мне хочется продолжить этот разговор. Мне кажется, мы можем нащупать мое прошлое.

— Ну, если так, то... Через денек-другой... Как-нибудь к вечеру... Если не возражает Степан Петрович... А?

— Буду чрезвычайно рад — сказал Овсов. — Не забудь прихватить с собой цветов. Лучше астры... Темно-фиолетовые, с желтой серединой. Поставим на подоконник... Не возражаешь?

— Пусть стоят, — безразлично проговорил Зомби, все еще находясь под впечатлением слов следователя.

— До скорой встречи! — сказал Пафнутьев свои привычные прощальные слова.

— До свиданья... Только один вопрос, если позволите...

— Слушаю вас.

— Скажите... К вам в последнее время попадали люди с такой же раной в спине как у меня? — спросил Зомби.

Пафнутьев, уже взявшийся за ручку двери, удивленно обернулся, встретился с пристальным полным осмысленности взглядом Зомби. Слукавить было невозможно. Да и ни к чему было лукавить. Пафнутьев опять поразился проницательности Зомби. Значит, здесь, в этой небольшой палате, шел не менее напряженный поиск объяснений происшедшего, чем там, за стенами больницы. И теперь Пафнутьев убедился — не менее успешный поиск.

— Да, — ответил он.

— Это хорошо, — кивнул Зомби, откидываясь на подушку и закрывая глаза. Эти его слова удивили Пафнутьева и насторожили. За ними могло стоять многое. Он понял, что отныне он должен заняться странным клиентом Овсова всерьез. Как бы там ни было, но от него тянулась, тянулась цепочка в его сегодняшние дела и заботы. Цепочка эта во многих местах разорвана, к нему иногда попадают отдельные звенья, но что-то все эти разорванные звенья роднит.

Пафнутьев еще раз обернулся уже из коридора — по губам Зомби блуждала еле заметная улыбка. На его лице было выражение злорадного удовлетворения.

— Он не сбежит? — спросил Пафнутьев, когда они с Овсовым отошли подальше от палаты.

— Ему некуда бежать. У него нет денег, нет одежды... Если он что-то и вспомнил, то слишком мало для того, чтобы начинать самостоятельную жизнь.

— Мне показалось, что он вспомнил гораздо больше, чем нам кажется.

— Но это прекрасно!

— Не знаю, — проворчал Пафнутьев. — Он что-то задумал. А одна вещь меня очень насторожила... Ну, просто очень.

— Слушаю тебя, — они остановились в небольшом холле у лестничной площадки.

— Почему он не попросил привести к нему Цыбизову? Почему никак ею не заинтересовался? Почему не пожелал видеть?

— Может быть, ему это не пришло в голову?

— Ему так много всего приходит в голову, что этот... Это просто не могло не прийти.

— Подсказал бы...

— Это не входит в мои планы, — ответил Пафнутьев и спешно попрощался с Овсовым.

По дороге в прокуратуру Пафнутьев решил заглянуть в парикмахерскую. Что-то заставляло его перед важными событиями приводить себя в порядок. Иногда случалось даже совершенно удивительное — он еще не знал о предстоящем, ничего в мире не тревожило его и ничто не говорило о приближающихся потрясениях, но он догадывался о них, ловя себя на том, что вдруг захотелось надеть новую рубашку, к которой не прикасался несколько месяцев, затевал с утра глажку брюк, или же с вечера начинал начищать туфли. События еще не просочились в его сознание, но где-то назревали и каким-то образом давали о себе знать. И сейчас вот, увидев себя в большом зеркале парикмахерской, он нахмурился, не сразу понял где находится, а сообразив, насторожился — к чему бы это? И привычно прокрутил мысленно все дела, которые вел, допросы, задержания, на которые уже получено прокурорское одобрение...