Она отвернулась, удивляясь своей способности усмирять его беспокойных демонов… как и своих. Ей захотелось разбудить его и все ему рассказать, обнажить душу. Она даже тронула его за плечо, но он не пошевельнулся, и тогда она восприняла это как очередной знак.

Том уже все за нее решил. Он собрал с постели рубины и вместе со сломанной застежкой положил их в сейф. Сказал, что знает одну мастерскую на Семьдесят четвертой улице, где колье смогут починить к завтрашнему вечеру.

Карен забралась в постель, села, подперев спину подушками, и стала ждать, когда подействует секонал. От тела спящего рядом Тома повеяло виноватящим теплом, и она закрыла глаза. Навязчивым кошмаром замелькали старые кадры: как Нед упал с кроватки, а она тогда так надралась, что не могла и пальцем пошевелить. Потом — как головорезы Виктора Серафима выворачивают руки мистеру Неспасибо… вонь из багажника «линкольна».

Выхода нет.

1

Теплый порыв ветра с бухты взбудоражил тени акаций, задрал парусом угол газеты на коленях у Тома, который сидел в простеньком адирондакском[37]кресле, упершись ногой в каменный парапет, венчающий скалу, и оглядывая золотистые просторы пролива. Солнце на мгновение озарило его лицо, когда он наклонился выпить остатки кофе, бросив мимоходом взгляд в сторону дома. Шторы на окнах спальни были еще задернуты.

Том поднялся и подошел к тому углу террасы, откуда было достаточно хорошо видно пляж, чтобы убедиться, что рыбу снова выбросило на берег. Утром он уже обсудил со смотрителем территории проблему ограничения ущерба от «бурой волны». Все лето на всем протяжении нездоровой, раскисшей приливно-отливной полосы пролива, задыхающейся от недостатка кислорода, заваленной рыжими водорослями, не затихали разговоры о загрязненных устричных банках, о дельфинах, выброшенных на городские пляжи, о купальщиках, пострадавших от водяных вирусов. Внизу, под самым домом, Уэлфорд обнаружил затерянные армады мечехвостов, этих пугливых первобытных «ископаемых» с небесно-голубой кровью, лениво патрулирующих тепловатые отмели. По ночам иногда слышалось мягкое легкое шебуршение — это дышали и размножались цветущие водоросли.

Все это: что в проливе не хватает кислорода для поддержания жизни, что цветущие водоросли, которые, как и любое другое растение, выделяют кислород днем, но с лихвой поглощают его ночью, потому что им нужно плодиться, — Том пытался простым научным языком растолковать старому Доминику, потомственному жителю прибрежной полосы из рода Бейменов. И в результате вышел на свою излюбленную тему: что из-за нерадивого отношения населения к природным богатствам Лонг-Айленд вскоре утратит способность поддерживать всякую жизнь, кроме жизни пассажиров общественного транспорта, которым приходится ездить на работу в город, — а разве ж это жизнь?

Он посмотрел на часы. Если Карен не спустится до его отъезда в Нью-Йорк, придется позвонить ей из машины или с работы. Нехорошо, конечно, так завершать любовное свидание, но не будить же ее после вчерашнего перепоя. В последнее время он забыл об осторожности и перестал держать спиртное под замком.

Пусть даже отчасти он сам виноват в ее прегрешении, но ей все равно потом потребуется профессиональная помощь. Разумеется, она будет это отрицать, как отрицала все и всегда. Но на сей раз он покажет ей, что она с собой сделала, заставит потрогать порезы собственными руками, даже если она, стоя перед зеркалом, будет твердить: какие еще порезы? о чем это ты? ничего не вижу…

Абсолютная убежденность в своей правоте. Вот что позволяло ей так ловко все скрывать. Так она и хранила свою тайну… все то время, что наставляла ему рога. И трахалась со своим Мистером Мэном.

Волна от катера — Том даже не заметил, как он подлетел, — с глухим шумом разбилась о скалы внизу; гул моторов, удаляющиеся звуки смеха и музыки шлейфом разнеслись над водой. Не связаться ли ему сейчас с ее докторами в Силверлейке — так, на всякий случай, — вот о чем надо хорошенько подумать.

То, что произошло между ними ночью, ничего не изменило. Теперь он понимал, что потребность Карен подвергать себя наказанию — это нечто большее, чем расстроенная фантазия. Эта потребность была мотивирована. Но со временем, даст бог, раны — все раны — затянутся. Когда человека любишь, ты можешь простить ему все, что угодно.

Разве не так получилось?

Он смотрел, как длинная сеть из водорослей, нагруженная мусором, подкатывает к пляжу верхом на маслянистой волне. Одно хорошо в Карен — она прекрасно поддается лечению.

Доминик отклонил его сценарий катастрофы, объяснив, что воспринимает заботу своего хозяина о царстве природы как прихоть богатого человека, — сам он все валил на погоду. На той неделе ему трижды пришлось расчищать пляж, ворчал слуга, но какие бы залежи рыбы он ни выгребал, ее, казалось, приносило еще больше.

— Прямо как в вашей притче из Нагорной проповеди, — присовокупил он с хитрецой.

Том хотел было возразить Доминику, что если бы пляж принадлежал ему, то черта с два его бы порадовало, что берег постоянно украшает серебристая кайма из вонючей раздувшейся рыбы. Но слуга его опередил, сказав, что если чем и пахнет, то дождем, дождем перед выходными.

Была суббота, а на небе ни облачка.

Кавалькада остановилась у парадной двери, под естественной аркой, образованной двумя разросшимися кустами глицинии, старыми, как сам дом: Нед цеплялся за корявые ветви, а Том хохотал, потому что на самом деле мальчик вовсе не хотел слезать с его плеч. Когда пришло время кончать игру, Том, казалось, с некоторой неохотой передал Неда матери. «Попрощайся с папочкой, — сказала Карен сыну, — до вечера». Уэлфорд обнял их обоих в неуклюжем проявлении любви и сбежал по ступенькам к ожидавшей внизу машине.

Незнакомый шофер в перламутрово-серой ливрее и темных очках, вызванный из агентства на подмену Терстона, угрюмый и потный, держал дверцу наготове.

Карен невольно поднесла руку к губам, но тут же ее уронила, словно раздумала говорить то, что хотела. Как ей предупредить мужа, что в город ехать небезопасно? Проведи они, как и планировали, весь день вместе, ему бы ничто не угрожало. Но в городе, без прикрытия, он был отличной мишенью для кого угодно.

Нагибаясь, чтобы нырнуть на заднее сиденье лимузина, Том заколебался. Он поднял голову и помахал жене и Неду, крикнув ему, словно только что вспомнил:

— За мной должок, Док!

Мальчик помахал ему в ответ и, когда «мерседес» тронулся с места, горестно отвернулся.

— Ничего, солнышко. Мы все равно поедем на пляж, — проговорила Карен с явным усилием, — мы что-нибудь придумаем.

После вчерашнего вечера ее хоть и разочаровало, но почти не удивило решение Тома не ехать с ними. Утром, увидев из окна спальни, как он сидит на террасе, с портфелем у ног, глядя на его могучую шею, на его гладкий, как у тюленя, незащищенный затылок, она поняла, что надеяться не на что. Она сделала все возможное, чтобы отговорить его ехать в город. Нед расстроится, убеждала она, ведь он дал слово мальчику. Но Том ничего не хотел слушать.