Рис. 8.3. Области медиальной стенки префронтальной коры (ДМПК — дорсомедиальная префронтальная кора, МПК — медиальная префронтальная кора, ВМПК — вентромедиальная префронтальная кора)

Вентромедиальная префронтальная кора (ВМПК), упомянутая в связи с вознаграждением, — это 11-е поле Бродмана. Дорсомедиальная префронтальная кора (ДМПК), центральный узел системы ментализации, состоит из полей Брод­мана 8 и 9. Медиальная префронтальная кора (МПК), отождествляемая с 10-м полем Бродмана (10ПБ), зажата между вентромедиальной и дорсомедиальной префронтальной корой. Если ткнуть в «третий глаз» на лбу, попадешь в МПК, которая отвечает за ощущение своего «я». Хотя еще продолжаются споры о наличии у грызунов подобия префронтальной коры, очевидно, что ничего похожего на 10ПБ у них нет: мало-мальски похожая область есть только у наших ближайших родственников — обезьян и высших приматов317.

Нейроанатом Катерина Семендефери измеряла объем 10ПБ у шести видов приматов, в том числе у человека318. У шимпанзе, бонобо, горилл, орангутанов и гиббонов он был меньше 3000 мм3, а у человека превышал 14 000 мм3. Как мы уже знаем, сам по себе сравнительный размер не слишком информативен, поскольку у человека мозг в принципе больше, чем у животных. Нас же интересует, какой процент мозга занимает 10ПБ. У нечеловекообразных приматов — 0,2–0,7% от общего объема, а у человека — 1,2%. Проще говоря, у нас относительный объем 10ПБ вдвое больше, чем у шимпанзе. Это единственная область человеческого мозга, столь значительно превосходящая по размеру аналогичную область у приматов. Семендефери также обнаружила, что в 10ПБ меньше нейронов, чем в других областях коры319. Отсутствие тесноты дает нейронам 10ПБ свободу образовывать больше связей.

МПК — определенно специфическая область, отличающая нас от других приматов. Поскольку только человек наделен концептуальным самосознанием, логично предположить, что эта способность обусловлена имеющейся лишь у нас частью мозга. Зачем же она нам нужна? Мы, жители западных стран, много времени посвящаем рефлексии. Некоторые сказали бы, что мы зациклены на себе.

Изучаемое «я», по нашему мнению, состоит из набора личных убеждений, целей и ценностей. В нем кроются надежды и мечты, недоступные никому, кроме нас. Древнекитайский философ Лао-цзы более 2000 лет назад описал «я» как источник истины: «Ответ лежит в самом твоем существе; ты знаешь, кто ты есть и чего хочешь». Нобелевский лауреат Герман Гессе подчеркивал отличие любого «я» от остальных, утверждая, что каждый «является уникальной, особенной и непременно значимой и прекрасной точкой пересечения всех явлений мира, единственной и неповторимой»320.

Если «я» выражает индивидуальность, то МПК предстает простейшим путем к собственной скрытой истине и личному счастью. Но, как мы уже не раз убедились, вещи не всегда таковы, какими кажутся.

«Троянский человек»

Как гласят поэмы Вергилия и Гомера, в XIII веке до н. э. троянец Парис похитил из Спарты Елену Прекрасную. Агамемнон, брат ее мужа, царь Микен, пошел на Трою войной, которая продлилась 10 лет. Троянцы держали оборону. Греки применили хитрость с троянским конем: инсценировали отступление, но оставили у стен Трои гигантскую деревянную фигуру скакуна, посвятив ее богине Афине Воительнице и сделав на боку соответствующую надпись[12]. Троянцы радостно закатили «подарок» в город. После наступления темноты из коня вылезли затаившиеся в нем греческие воины и открыли своей армии городские ворота — так закончилась долгая война. К чему я завел речь о греках? Троянский конь оказался не тем, кем был на самом деле: он казался богатым трофеем, а был ловко замаскированной обманкой, благодаря которой греки захватили Трою.

Думаю, аналогия с троянским конем применима и к нашему «я». На западе считается, что именно личность отличает нас от всех прочих людей и обеспечивает нам уникаль­ный путь к достижению целей и самореализации. Свое «я» — наше восприятие себя — мы представляем как герметичный сундук с сокровищами, как неприступную крепость, доступную только нам одним. Будь так на самом деле, мы не рассуждали бы об этом в книге про социальность мозга. Но, по всей видимости, «я» — это самая хитроумная уловка эволюции.

Могу сказать с уверенностью: наше «я», по крайней мере отчасти, — это ловко замаскированный обман, благодаря которому социум проникает внутрь и «захватывает» нас, а мы этого даже не замечаем.

Философ XIX века Фридрих Ницше выразил свой циничный взгляд на троянского коня:

Что бы там ни думали и ни говорили об «эгоизме», абсо­лютное большинство за всю жизнь ничего не делает для своего эго: все их поступки направлены на удовлетворение фантомного эго, существующего только в головах окружающих и навязанного ими.

Ницше не считал, что самосознание дается нам от рождения и является нашей истинной сутью, открываемой для себя в течение жизни. Напротив, он утверждал: само­сознание создается искусственно, в основном окружа­ющими людьми, а наше «я» работает на них, как секретный агент. Верить, что самосознание дается нам, чтобы лучше узнать себя и тем самым повысить личное благополучие и самореализацию, чревато разочарованием — наше «я» на самом деле занято совершенно другим.

Вспомним обычную реакцию на культурные тренды — это прояснит мысль. Веяния моды поначалу кажутся нелепыми, но несколько месяцев спустя воспринимаются абсолютно нормально. Или вот яркий пример — цвета детской одежды. В любом магазине основной ассортимент представлен в розовых и голубых оттенках — для девочек и для мальчиков. Мне, с одной стороны, претит такое разделение с самого рождения. Но, с другой стороны, я его понимаю. Мальчики в голубом, девочки в розовом — так уж повелось, и это достаточно удобно. Не совсем политкорректно, но интуитивно правильно. Только представьте, что будет, если в магазинах появятся вещи для мальчиков розового цвета, а для девочек голубого? Это войдет в моду, как думаете? Но на самом деле такое уже случалось, причем не так давно, всего век назад. Вот что писал в 1918 году один отраслевой журнал:

Общепринято, что товары для мальчиков розового цвета, а для девочек — голубого. Розовый цвет более насыщенный и яркий, поэтому хорош для мальчиков, а деликатный и нежный голубой больше подходит девочкам321.

Но между 1918 годом и настоящим моментом произошло нечто, что все перевернуло. В 1920-е законодатели мод решили, что надо наоборот: для мальчиков все должно быть голубым, а для девочек — розовым. Наверняка поначалу этот тренд высмеивали, но он все же закрепился. И постепенно изменились ассоциации — голубой перестал быть неуместным для мальчиков и даже стал считаться идеальным. Каждый самостоятельно пришел к такому решению или кто-то постарался всем внушить, что теперь так принято?

Как и большинство убеждений, бессознательное предпочтение цветовой гаммы для мальчиков и девочек мы усвоили извне, сами того не заметив. Я не хочу сказать, что так получается в 100% случаев абсолютно со всеми. Конечно же, нет. Но мы удивительно часто и легко меняем свое мнение, поддерживая тренды.