Провести энергичные контрмероприятия генерал армии Захаров, конечно, был не в состоянии. С 18 января его армия пребывала в чрезвычайно сложном положении, которое распространялось не только на его собственный участок фронта, но и на всю оборону 3-го Украинского фронта.

Вторая попытка (южное решение) деблокады Будапешта группой армий «Юг». Развитие ситуации с 12.01 по 26.01.1945 г.

Вследствие неожиданного для него массированного наступления IV танкового корпуса СС на пространстве в 25 километров между озером Балатон и Варпалотой русского фронта больше не существовало. Оборонявшиеся в этом районе части 135-го стрелкового корпуса были просто захвачены врасплох и отрезаны друг от друга. Резервы корпуса не могли спасти положение: они действовали так, как «если бы кто-нибудь пытался с помощью одного-единственного камня построить преграду несущейся воде». Германские танковые дивизии, почти не встречая сопротивления, продолжали свое продвижение к Дунаю, и тут Захаров сосредоточил все подвижные резервы своей армии на до сих пор кризисном участке своего фронта (в районе Будапешта), в то время как в основном более не боеспособные русские войска находились между продвигающимися германскими частями и Дунаем.

Когда до вышестоящего командира Захарова, маршала Толбухина, дошли первые сообщения о тяжелейшем положении 4-й гвардейской армии, последнего охватило безграничное беспокойство: «Как вы могли мне только что докладывать, что неприятель на вашем правом фланге уже отступает? Пока вы готовили свои войска на этом фланге к «преследованию» врага, вы в то же самое время были атакованы на вашем другом фланге! Как вообще работает ваша разведка?» Толбухин приказал Захарову в срочном порядке ввести в бой против немцев все резервы артиллерии и 7-й механизированный корпус, чтобы по меньшей мере притормозить продвижение неприятеля.

7-й механизированный корпус, который в предшествующих боях понес значительные потери в личном составе, вследствие этого не смог ни остановить, ни сдержать продвижение IV танкового корпуса СС. Более того, корпус был почти полностью уничтожен.

Тем временем Захаров привел в движение все имеющиеся в его распоряжении резервы и – безоглядно ослабив остальные участки фронта – перебросил их в район озера Веленце. В штабе гвардейской армии, исходя из интенсивности германского наступления, всем было ясно, что для противостояния продвижению танковых дивизий Гилле собственных сил армии совершенно недостаточно. Для создания надежного заслона между озером Веленце и Дунаем кому-то надо было принять на себя удар германских танков и сорвать их прорыв к Будапешту. С этой целью были подняты по тревоге 1-й гвардейский механизированный корпус и 113-я стрелковая дивизия, которые вместе с 5-м гвардейским кавалерийским корпусом[66]маршем покинули район севернее Будапешта. Начальник штаба этого кавалерийского корпуса, генерал-майор Дуткин, десять лет спустя так описал эти драматические события в Придунайской области:

«Наш казачий корпус получил приказ передислоцироваться в район озера Веленце, чтобы там не допустить осуществления замыслов гитлеровцев. Оказавшийся очень трудным марш начался вечером 18 января и продлился весь день 19 января. Дороги были покрыты толстым слоем льда, что весьма затрудняло передвижение. При переходах через холмистую местность лошади часто скользили и падали. Грузовики и даже танки останавливались и буксовали на дорогах, перекрывая дорогу для двигающихся за ними. За 24 часа мы, несмотря на все эти трудности, проделали путь в 95 километров и поздней ночью вышли на линию Барачка – Эрчи. Оценивая наше положение, мы должны были принимать во внимание то обстоятельство, что уже на следующее утро нам придется принять тяжелый бой. И мы должны быть готовыми к этому бою – нам предстояло готовиться всю эту ночь! Пять темных ночных часов мы имели в своем распоряжении, чтобы у селения Капольнашнек, что находилось в 3 километрах от Эрчи, занять выгодную позицию на возвышенности.

Стояла очень темная ночь, снег падал крупными хлопьями. Мы разместили на передовой все танки, штурмовые орудия, полевую и противотанковую артиллерию и отдали приказ вести огонь прямой наводкой. К утру 20 января наши войска занимали фронт протяженностью 18 километров от озера Веленце до Дуная, пребывая в полной готовности к обороне. Однако вражеские танки появились здесь только утром 21 января. Лишь позднее из допросов военнопленных мы узнали следующее: штаб IV танкового корпуса СС считал, что между озером Веленце и Дунаем 19 января не было никаких русских войск. Наше появление на этом участке фронта ошеломило их. Гитлеровцам пришлось прежде всего разведать местность и перегруппироваться. Тем самым они потеряли целый день и начали совершать чреватую тяжелыми последствиями для их судьбы ошибку. Если бы германский корпус ввел в бой утром 20 января на узком участке фронта все свои 330 танков, то вряд ли мы смогли бы оказать ему такое же сопротивление, какое оказали 21 января…»

Эта 24-часовая пауза в боевых действиях, по существу, спасла положение русских севернее озера Веленце. Занявшие здесь позиции шесть дивизий имели в своем распоряжении накануне германского наступления более 200 танков и самоходных орудий, а также более 600 полевых орудий и минометов различных калибров. Дуткин: «21 января неприятель атаковал нашу 63-ю кавалерийскую дивизию в районе Капольнашнека. Казаки встретили врага в полной готовности. Разгорелось четырехчасовое сражение, в ходе которого немцы потеряли около 25 танков. Вперед они не продвинулись ни на шаг…»

Но в этот день командующего 3-м Украинским фронтом заботило все же не столько потеря Секешфехервара или некоторое продвижение немцев по направлению к Будапешту, но положение в южной части Придунайской области. После прорыва IV танкового корпуса СС к Дунаю на этом фронте между Шиофоком (на Балатоне), Цеце и Дунафельдваром образовалась громадная брешь, закрыть которую еле-еле удалось остатками разбитых частей двух стрелковых корпусов. Толбухин, который в этот день – как сообщает его биография – был болен (открылись раны, полученные им еще на Первой мировой войне), обдумывал даже возможность отвода своих войск за Дунай. Как он впоследствии сообщал, «наше положение было чрезвычайно тяжелым, и мы даже были уполномочены решать, не было ли более целесообразным занять плацдарм западнее Дуная». Переоценивая ударные силы противника, маршал опасался того, что тот совместной операцией со 2-й танковой армией возьмет в клещи находящиеся на юге Придунайской области русские, болгарские и югославские части и окажется в состоянии их уничтожить. Он отправил генералов своего штаба в боевые порядки войск, с тем чтобы они на месте оценили ситуацию, и отложил свое решение вплоть до получения от них информации. Об этих драматических часах своего командующего нам поведал генерал-полковник Шелтов:

«Когда мы, генералы Неделин, Судец и Котляр, вечером 19 января вернулись на выдвинутый к передовой КП маршала, то заметили, что Толбухин не принял еще окончательного решения. Последний должен был сделать это, закончив свой разговор со Ставкой Верховного Главнокомандования. Наш начальник штаба Иванов уже начал разработку планов на случай отвода войск за Дунай. Мы все были против такого решения. Во-первых, потому, что такой шаг вселил бы в войска неуверенность, и, во-вторых, потому, что для подобного маневра не существовало реальных возможностей. По Дунаю шел ледоход, что не позволило бы нашим саперам за необходимое время соорудить переправы.