Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей нажал на пятерку. Конечно, когда ещё я могла его встретить, как не в день, когда пальто испачкано, а с перчатки капает на пол жидкая грязь. Я понуро опустила голову.
– Кто же это заметит при твоей красоте, – раздался вдруг его голос, и я в шоке посмотрела на Андрея. Он отвёл взгляд. Лифт звякнул, открываясь, сосед торопливо попрощался: – Хорошего вечера! – и скрылся в квартире.
Я медленно вышла на площадку, достала ключи, открыла дверь. И, пока тело совершало привычные действия, я все думала: мне не послышалось? Пожалуйста-пожалуйста! Пусть мне только не послышалось, а?
Ко вторнику я не придумала, как избежать нежеланного визита. Посмотрела на часы – захотелось их разбить: уже 19.55. Антонина Петровна оказалась пунктуальна.
– Викуша, деточка, я тут тебе конфетки принесла! Чайку попьем?
– Да нет, знаете, давайте сразу к делу, – почти выкрикнула я и провела гостью в зал.
Села в уютное желтое кресло. Может, хоть оно поможет пережить сегодняшний вечер без потерь?
– Какой энтузиазм, – восхитилась Антонина Петровна и, расправив длинную плиссированную юбку, неловко плюхнулась на мой бирюзовый диван. – В общем, такое дело. – Антонина Петровна вдруг резко раскинула руки в стороны, аж ткань нарядной блузки в цветочек затрещала. Я от неожиданности шарахнулась назад. – Она висит, видишь? Раньше-то какая была! М-муа! – причмокнула гостья. – А теперь совсем потеряла упругость. Ты только потрогай! – и потянулась, вместе со своей пышной грудью, прямо ко мне.
Я чуть из кресла не вывалилась:
– Я вам на слово верю, честно! А от меня-то вы чего хотите?
– Ну так крем какой-нибудь!
– Чем же крем поможет? Какой крем может ее поднять?
– Кого поднять? – Антонина Петровна непонимающе посмотрела на меня. – Зачем кожу поднимать? Ее бы помазать чем волшебным, чтобы она стала снова гладкая, без морщинок. Знаешь же, возраст женщины выдают руки!
Я украдкой выдохнула. Счастье-то какое, она просто про кожу на руках!
– Хорошо, Антонина Петровна, я, кажется, видела у бабушки рецепт, но приступать надо прямо сейчас, время подходящее, а настаиваться крем должен несколько дней.
– Ой, спасибо, милая, я тогда десятого зайду. Деньгами не обижу!
Я проводила гостью. Уф, наконец-то. Что там потребуется? Кровь девственницы? Ее все время у поставщиков нету!
На работе утром предстояло сдавать зубодробительный отчет. За него неплохую премию обещали. Пока я сводила данные из десяти таблиц в одну, оставалось время поразмышлять.
– Вика, ты чего такая печальная? – Наша главбух, Наталья Иванна, «слегка» похлопала меня своей ручищей по плечу, отчего мой офисный стул качнулся и заскрипел.
– Да вот, раздумываю, где бы взять кровь девственницы. – Я ответила абсолютно честно, но мне, как всегда, никто не поверил, и все рассмеялись.
– Да уж, – Регина, секретарша, хихикнула, – это нынче штучный товар. А тебе для чего? Босса привораживать?
Все снова захохотали: Глеб Глебыч недавно справил восьмидесятилетие.
– Прочитала, что крем на ее основе кожу подтягивает… – вздохнула я.
– Ну, ты б еще уринотерапию попробовала, право слово! От тебя не ожидала! – хмыкнула Наталья Иванна. – Да и где ты ее собралась подтягивать? Али у тебя целлюлит?
– Нет у меня целлюлита, – буркнула я. И вдруг вырвалось: – Как думаете, если мужчина сказал, что я красивая, а потом сбежал, что это значит?
– Что ты красивая, а он еще не дозрел! – уверенно припечатала главбух и, не дав больше никому и слова вставить, велела: – Работаем, девочки, хва языками трепать.
В понедельник я радовалась, что поставщики не подвели: кровь для крема с трудом, но отыскали. Так что заказ я отдала, можно расслабиться. Вечером толкла в ступке черный перец, когда в дверь позвонили. Тихо звякнул пестик, и я пошла открывать. И чуть не упала, когда посмотрела в глазок: на пороге стоял Андрей!
– Соли не найдётся? – спросил он.
– Да, конечно! Тебе какую: йодированную, морскую крупную, гималайскую, черную костромскую, со специями или для ванн?
Андрей странно взглянул на меня и ответил:
– Обычную, пожалуйста. Жарил стейк и вдруг понял, что соль кончилась.
Я щедро отсыпала соль в красивую стеклянную банку с дубовым листочком на крышке и отдала соседу.
– Вот, держи.
Он покрутил ее в руках, рассматривая прожилки на рисунке.
– У тебя совсем нет обычных вещей, да?
Я пожала плечами.
– Мне нравится красивое. Зайдешь на чай?
– Спасибо, не могу. Стейк сгорит, – и Андрей ушел.
– Поздравляю, Вика, ты дура! Соль для ванн, лучше ничего придумать не могла! – Я прижалась к двери и пару раз стукнулась об нее лбом. – Здесь тебе явно ничего не светит.
Снова тренькнул звонок.
– Андрей? – растерялась я. – Может, тебе розмарина для стейка нужно?
– Вик, я простой программист, а ты такая… Как блестящий леденец на елке в американском фильме. Где ты и где я.
Думаю, я неэстетично разинула рот. К счастью, Андрей этого не видел, так как смотрел на свои кеды.
– Но попробовать же надо. – Андрей поднял взгляд, и у меня перехватило дыхание. Я не тонула ни в каких озерах, меня не затягивало в омуты, дикое пламя не плясало между ресниц – у Андрея были обычные красивые карие глаза. Однако мне страшно захотелось взять соседа за руку, утащить в свою комнату, закрыть дверь. И не выходить из спальни хотя бы неделю. – Ты пойдешь со мной на свидание?
– Пойду! – От моего хриплого голоса его зрачки расширились. Он радостно и немного недоверчиво улыбнулся.
– Зайду за тобой в пятницу в семь, да?
Я кивнула, он улыбнулся еще раз и ушел к себе. Йехуууууу!!! Где мое счастливое алое платье и чулки?
На следующее утро, когда телефон запел голосом Стинга, я несколько секунд не могла понять, что именно кажется мне странным. Потом до меня дошло: этот рингтон стоял на Диану, а она не звонила мне больше года. Ну, с того момента, как у нее борода выросла. Не с первого раза удалось попасть по зеленой трубке:
– Алло…
– Вика, мне очень нужна твоя помощь. Можно я приеду?
– Приезжай.
А что я ещё могла сказать?
Полчаса спустя Диана сидела напротив меня за кухонным столом. Она стиснула фарфоровую чашку так сильно, что я никак не могла отвлечься от мысли «сейчас же треснет», но не сделала ни глотка, ни разу не откусила от свежайшего профитроля со взбитыми сливками. Я ждала.
– У меня опухоль. Уже неоперабельная.
Мне показалось, что кружка таки разбилась. Но нет, это Дианино признание так тяжело сорвалось с губ, что под его весом воздух захрустел как тонкий лед. Стало очень холодно и страшно, на мурашках, побежавших по рукам, встали волоски.