Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Летим, скорее. Или тебе здесь понравилось, венцесска?
Во сне Маша встала на подоконник, но не могла решиться прыгнуть на спину летающему змею с головой Костика, она со страхом смотрела на широкий каменный двор там, внизу. А в реальности Маша упала с кровати. И тут же проснулась, начала растирать ушибленные колени. Даже слезы брызнули из глаз от обиды.
В комнате пахло морем, было свежо от того, что одно из окон осталось чуть приоткрытым. Каменный двор и стена напротив Машиного окна были освещены факелами, их теплый свет играл в цветных стеклах. Маша открыла сундук, на ощупь нашла свою броню с привязанной к ней шапочкой колокольцев, надела ее. Затем она переворошила весь сундук в поисках того, что могла бы надеть без посторонней помощи. Бродить в броне и ночной рубашке девочка не решалась. Роскошь замка Морского ветра пугала ее, напоминала о требовании Рыкосы вести себя соответственно своему положению. Но среди бархата и парчи она смогла выбрать лишь широкий плащ с капюшоном, бледно-розовый, с опушкой из золотистого меха, да еще у порога стояли мягкие белые сапожки с матово светящимися круглыми застежками.
Надев обувь и плащ, Маша выскользнула из комнаты. За дверью она увидела ведущую вниз крутую лестницу, освещенную одним факелом. Девочка бесшумно спустилась по ней. Лестница, как оказалось, вела в спальню привенихи, при свете синего фонарика Маша увидела широкую кровать с балдахином, по подушке разметались знакомые рыже-русо-черные пряди волос. Девочка прошла к полукруглой двери, отодвинула засов и очутилась в коридоре, таком же гулком, наполненном сквозняками и таинственными звуками, как и в Громовой груде, только с белыми стенами и светильниками в виде голов летающих змеев вместо факелов. Маша спросила у лампочки колокольцев, где ледяной рыцарь. Синий луч провел ее мимо запертых дверей, по широким лестницам и вывел во двор. Мелодичные звуки отражались от башен и уносились в вышину, где битым блюдцем светилась луна чужого мира. В галереях ходили стражники, девочка видела дрожащий свет факелов. Маша накинула капюшон на голову и пересекла каменный двор, торопясь туда, куда указывал свет фонарика. Мимо хвои в белых горшках, под арку, к ступеням, ведущим вниз, в укромную дверь, притаившуюся в тени под балконом. Она оказалась не заперта. Прямо за ней были небольшие сени, Маша вошла и увидела приоткрытую дверь, из которой пробивался дрожащий свет и аромат травяных настоев. Маша просунула в комнату голову – внутри был ряд деревянных скамеек, накрытых простынями и лоскутными одеялами, большая часть их пустовала, но на некоторых неподвижно лежали люди. В углу, у крашенной в белый цвет печурки, более подходящей для кипячения чайника, чем для обогрева, на табуретах у голого стола сидел лекарь и большая, очень толстая ежиха. Лекарь мрачно смотрел на огонь, ежиха с аппетитом откусывала от кренделя, обсыпанного маком. Внезапно иголки у нее посинели, она с тревогой посмотрела прямо на Машу.
– К нам гости, – протяжно, чуть обиженно сказала она. – Не стой у порога, я тебя вижу, девочка.
Маша вздрогнула, спряталась за дверь, потом все-таки вошла в комнату.
– Венцесса! Вот уж точно, непоседа! – вскочил Сердюк. – И что ты тут делаешь?
– Здравствуйте, – рассеянно отозвалась Маша, – вы, наверное, Ракушка.
Девочка оглядывала деревянные лавки. Все, кто лежал, были ледяными рыцарями. У всех были одинаковые заиндевевшие брови, волосы сосульками, неподвижные глаза, устремленные в потолок. Маша не могла понять, кто из них тот, что был ей нужен – синий лучик пропал, стоило ей войти в комнату, вероятно, его убрала ежиха.
– Тебе не терпится от синяков избавиться? – догадался лекарь. – Понимаю, ведь завтра бал. Ну что же, матушка Ракушка, поможешь нашей красавице?
– По ложке свежей крови однороги утром и вечером, вот и все, что ей нужно, – отозвалась ежиха, концы иголок у нее заалели. – А лучше бы поспать да поесть недельку-другую.
– Спасибо, я не люблю лежать, – ответила Маша, проходя мимо обледеневших людей, разглядывая их во все глаза. – Вы не скажете, кто из них был в Громовой груде?
– Я не знаю, – ответил лекарь. – Увы… Ко мне они попадают в таком состоянии, когда другие лекари уже махнули на них рукой. Видишь ли, я не столько лекарь, сколько исследователь, я ищу лекарство, испытываю все рецепты на их шкуре. Поэтому я не беру тех, кто стынет от проклятья мгновенно. Таким вот, медленно замерзающим, можно хоть лекарство в рот влить…
«Кто же из них звал меня? И зачем? Что я вообще тут делаю?» – раздумывала девочка, снова и снова проходя мимо неподвижных людей. Под сединой изморози невозможно было отличить брюнета от блондина, под ледяной коркой скрывались морщины и веснушки.
– Странно для венцессы такое любопытство, – заметила ежиха. Но одновременно с ее словами Маша услышала новый звук – не то стон, не то речь. Она вернулась и опять прошла там, где была только что. Из-за обледеневших стрелочек ресниц за ней следили глаза.
– А-ша… А-ша… – услышала она снова.
– Что? – беспокойно обернулась девочка. Заметив, что ежиха собирается что-то сказать, она прикрикнула на нее: – Молчите, прошу вас!
Ракушка, обиженно пожав плечами, засветилась ярко-синим и пропала. Лекарь осуждающе покачал головой, но девочка успела обратить внимание на то, что один из рысарей размыкает посиневшие губы.
– Ма-ша, – услышала она более отчетливо.
– Кто ты? Откуда ты меня знаешь? – девочка бросилась к нему. Она дышала на его ледяные брови, пыталась отогреть руками холодные твердые щеки, но бесполезно.
– Девочка, что ты делаешь? – спросил у нее лекарь. – Этот рысарь израсходовал свои силы, он сейчас уснет и во сне скорее всего застынет.
– Разбудите его! – вне себя закричала Маша. – Сделайте что угодно, только разбудите его! Я проделала такой путь, я едва не погибла, я должна с ним поговорить!
Она вцепилась в лекаря, тот даже покачнулся от такой атаки.
– Ну хорошо, хорошо, я попытаюсь! – ответил он. – Все равно он безнадежен, а мне нужно опробовать новый рецепт. Забродившая кровь однороги и твой листик с кривуги… обычного человека такая смесь убьет, но… Ракушка как раз убеждала меня опробовать ее на обледеневшем. Будем надеяться, что она права.
Маша без сил прислонилась к стене, наблюдая, как лекарь с ложечки вливает жидкость, бурлящую алой пеной, в рот ледяного рыцаря. Смесь застывает у него на губах, пена становится твердой.
– Нужен теплый сосуд, как человеческое тело, – догадался Сердюк. – Сейчас я подготовлю ложку, только бы не ошибиться с температурой. Чуть горячее или холоднее, эффекта не будет, а он стынет с каждой секундой.
Он оставил кружку, поспешил к печке, а девочка с ужасом смотрела, как лед сковывает рысаря, поднимаясь от ног к сердцу. Недолго думая, больше от отчаянья, она схватила кружку, отхлебнула немного и припала к твердым губам, вливая изо рта в рот лекарство. Все произошло очень быстро. Сначала она почувствовала, что язык обожгло, словно она набрала в рот бритвенных лезвий, потом острое скользнуло вниз и рысарь ответил леденящим дыханием, которое моментально убрало боль с обожженных губ. В следующий момент громко ахнул лекарь. Он поспешил к девочке с кувшином молока: