Ух, с каким облегчением я вздохнула, когда смогла опустить затекшие руки! Несмотря на боль в запястьях и покалывание в ладонях, я принялась усиленно растирать их, разгоняя кровь.

— Вот тебе, — протянул старик ворох одежды, — форменный ведьмовский наряд для сжигания. Надевай да поторапливайся, там уж хворост на площадь носят.

— А может, я просто пойду? — спросила, глянув в сторону двери и прикинув, какова средняя скорость дремучего инквизитора.

— Куды ты пойдешь, коли там все только нас и ждут?

Да, далеко не уйду.

С обреченным вздохом развернула наряд ведьмы и обалдела.

— Что это?

— Платье ведьмовское, чего еще.

— А что оно такое… э-э-э…

Черное платье с корсетом на зеленой шелковой шнуровке и с зеленым шелковым поясом было столь коротко, что не доставало даже до колен. Под пышную черную юбку надевалась нижняя, состоящая исключительно из пенисто-воздушных зеленых кружев. Еще в комплект к традиционному ведьмосжигательному наряду шли черные чулки в зеленую полоску.

— Какое положено! — сказал старикан как отрезал. — Вам, ведьмам, лишь бы подерзить да старшим поперек слово молвить! Вот какое в правилах написано, такое и выдаем. Старым ведьмам, стало быть, черный балахон, а молодым — срамоту эту! Тьфу!

— А если я против того, чтобы гореть в таком откровенном наряде?

— Да кто тебя спрашивать будет? Велено надеть, так надевай. Раньше вон совсем голышом сжигали, а теперь напридумывали нарядов.

— Голышом?! — Я без дальнейших споров стала очень быстро освобождаться от своей одежды, а старик снова пошаркал к столу.

Уже облачившись в соответствующие столь торжественному событию одежды, я спросила:

— А зеркала нет?

— Зеркало им всем подавай, — вновь пробубнил старик, однако поднялся, прошаркал к стене и с жутким скрипом сдвинул в сторону деревянную панель, за которой открылось большое зеркало, местами почерневшее, но вполне достоверно отражавшее картину неприличной реальности. Нет, ну правда неприличной, даже откровеннее, чем топик с бриджами! И хотя нижние формы юбка не обрисовывала, зато она очень задорно колыхалась при ходьбе вокруг бедер, а еще открывала ножки, и они казались совсем уж стройными и длинными. А еще чулочки эти полосатые. Они же шелковыми ленточками подвязывались, и кончики ленточек из-под юбки выглядывали, намекали на подвязки и разжигали желание заглянуть под юбку. А лиф совсем неприлично стискивал и приподнимал грудь, и округлые белые полушария тоже поколыхивались над черным атласом туго затянутого корсета. Старикан мне помогал облачиться, так что корсет он затянул на славу, как положено. О боже! Единственная хорошая новость — в этом платье не чесалось тело. Наряды ведь после сжигания старых каждый раз шились новые.

— Готова, стало быть? Сейчас по традиции пытки, а потом на костер.

Пытки?!

— Нет! Не готова, тут ленточки видите как торчат, нужно бантиками завязать.

И я принялась очень медленно завязывать бантики, а пока завязывала, попробовала старика разговорить.

— А вы про предсказание упомянули. Грядет, стало быть, судный день?

— Типун тебе на язык, ведьма! Истинные агнцы провидения спасут нас всех. Как последнюю, самую опасную их святыню уничтожат, так воспрянет Тьмутьмия и минует угроза.

— Чью святыню? — сделала я невинные глаза.

— Проклятую святыню! Волшебство их, которое пророчества вершит, из-за него все беды на нашу голову!

— А, вы про шар золотой, про дух артефакта? — спокойненько так спросила, а сердце заколотилось как бешеное.

— Есть он злостное непотребство, ибо не дано людям предвидеть будущее, не от божественного провидения такие силы!

— Так его невозможно уничтожить! — Я даже сумела выдавить из груди издевательский смешок. — Зря стараетесь.

— Еще как можно! Утопить премерзкое порождение! Уничтожить в водах священной небесной реки.

Небесной реки! Небесной! Это же как в тех Ирийских солнечных сказаниях, что мы читали в библиотеке короля!

— А где…

Я не успела задать последний самый важный вопрос, поскольку дверь распахнулась и к нам вошел Мордефунт, а следом за ним просочился худосочный Жердь, несущий раскаленную докрасна кочергу.

Главный инквизитор тут же подступил к старику и, забрав из его рук официальный документ, передал еще одному заглянувшему в дверь послушнику.

— А копия где? Для архива? — строго спросил он у Липида.

— Туточки, — ответил древний, соблюдающий все традиции инквизитор.

— Прекрасно, — потер ручки Мордефунт, — ладно, послушник, приступай, — кивнул в мою сторону, и послушник поднял кочергу повыше.

То есть на меня с кочергой?!

Так обидно стало, что тотчас захотелось придумать ответную гадость, и сразу вспомнился артефакт. Вот у кого надо поучиться подстраивать каверзы! Ведь как никто другой вредить умеет, всем вокруг достается. И стоило мне только подумать о золотой заразе, как пакость изобрелась сама собой.

— Не по правилам, — указала я на кочергу, — ведь правда? — обернулась к старикану.

— Чего? — проскрипел сторонник древних обычаев и традиций.

— Пытать пришли, а признания в том, что я ведьма, не требуют.

— Непорядок, — согласился Липид.

— Сперва попытаем, потом напишешь, — решил настоять на своей хронологии событий Мордефунт.

— А если так запытаете, что писать не смогу? — усомнилась я, и главный инквизитор задумался.

— А точно это признание требуется? — спросил он у старика.

Тот гневно глянул, еще и знак священный возле лба Мордефунта сотворил.

— Знамо дело! — скрипанул старикан. — Ничего святого у нынешней молодежи не осталось…

— Ну пиши, — махнул рукой инквизитор, стремясь прервать разглагольствования Липида.

Я придвинула к себе чистый свиток, оглядела со всех сторон и старательно разгладила. Жердь и Мордефунт внимательно следили за моими действиями, а потому я могла с успехом воплотить задуманное в жизнь. Я припомнила неудавшийся щипок Жерди (послушник явно питал слабость к нижним формам), заняла положение поудобнее, то есть спиной к зрителям, и медленно нагнулась.

Результат не заставил себя ждать. Сначала раздалось громкое «ох!», а затем звон кочерги и душераздирающий вопль главного инквизитора, которому кочерга упала раскаленным концом на ногу.

Взглянув через плечо, я увидела интересную картину: Мордефунт, невзирая на габариты, очень бодро заскакал по комнате на одной ноге, выкрикивая страшные ругательства. Танец прижженного инквизитора продолжался минут пять, а потом трансформировался в искреннюю ярость, излившуюся на голову Жерди.