Я тут же бросилась к Фоме, и мы вместе принялись перебирать свитки, стремясь отыскать хотя бы намек на явление золотого чуда.

— Не то, не то, не то, — перебирала я свернутые в трубочки листы, один за другим откидывая их в сторону, — здесь вообще про покупку какой-то козы, явно кучки перепутали. А вот про…

Фомка так и не услышал конца моей фразы, поскольку наверху послышался колокольный звон.

— Вечер! Снова на молитву созывают.

— Ищем, быстро ищем, Фома, сейчас нас хватятся!

Мы ускорились, насколько могли, но в проклятой кучке не попадалось ничего о золотом шаре, о явлении предсказателя или хотя бы просто о какой-то необъяснимой каверзе типа исчезновения стен постоялого двора.

— Нет ничего, — вздохнул первым Фома, — надо было Тьмутьмию стороной облетать.

— И у меня. В последних записях сплошь упоминания о какой-то антиволшебной секте. Эти секты везде плодятся как грибы.

Я с тоской отложила последний свиток и вздрогнула от громкого удара в дверь.

— Открывайте! — раздалось с той стороны.

Фомка бросил на меня быстрый взгляд, а я качнула головой в ответ. Что нам теперь — запереться в пыльном архиве? Да нас здесь местные свиточные тараканы сожрут.

— Уж лучше наверх, к солнышку, Фомка, — прошептала я.

— Ага, — вздохнул напарник, — и к теплому костерку.

— Именем божественного провидения открывайте дверь! — вновь грохнули с той стороны.

— Так не заперто, — лениво ответствовал Фома.

В ответ на это заявление снаружи резко стихли, потом раздался громкий шепот, слышный даже сквозь прикрытую дверь, а потом очень осторожно и медленно, с ужасным скрипом створка отворилась. В проем заглянула голова Жерди (так я успела прозвать послушника Мордефунта).

— А ну-ка вы, к-колдуны и в-ведьма, на выход. И б-без фокусов!

Мы с напарником спокойно поднялись и пошагали на этот самый выход, где, как оказалось, столпилась целая банда храмовников с факелами и почему-то с вилами. А где же святая вода и прочие священные атрибуты для охоты на коварную, превращающую в камень ведьму?

— Не смотрите ей в глаза, — громко пискнул кто-то.

— У-у-у, отродье, мужиком обратилась! — взвыл некто явно недалекий.

— Обманом и коварством в святилище пробрались, ироды!

— Кабы не брат Нуфнутий, так бы и творили здесь дела свои черныя! — махнул факелом стоявший неподалеку низенький человечек. За его спиной я как раз и приметила того самого вербовавшего Фомку Нуфнутия. Хватились, видать, к вечерней службе, кельи обыскали. Печально!

— Думали сотворить непотребство и сбежать? От братьев божественного провидения никому не скрыться! Ибо справедливая кара непременно настигнет!

— Вы бы архив в порядке содержали! Где это видано — тратить столько времени на поиск информации? — возмутилась я.

— Молчи, ведьма! — попытался кто-то заткнуть мне рот.

— Свалили все в кучи, полки починить не могут! А еще — полный храм мужиков! Руки у вас откуда растут?

— Завязать ведьме рот! — крикнул самый громкий из инквизиторов.

— Ты и вяжи, — ответил другой.

— Сам вяжи, — откликнулся первый.

— А ну! — махнул на всех факелом Жердь. — Ведите их наверх!

Непыльная работенка у инквизиторов, хорошо им охотиться на ведьм, когда во всем королевстве ни одной не осталось. За неимением таковых любая подозрительная особа женского пола сойдет за ведьму. И если эта особа умудрилась попасться, то доказывать, что она не та, кого следует сжигать, совершенно бесполезно.

Однако нужно отдать им должное — инквизиторы народ проворный, заковали меня быстренько в кандалы, а Фомку увели прочь. Мордефунт явно собирался убедить напарника, что среди сторонников божественного провидения ему будет лучше и пока еще не поздно вступить на путь служения божественному провидению. Нет, я бы на его месте тоже не стала разбрасываться ценными кадрами, обладающими природным даром собирать подаяние. Но лично мне было грустно в одиночестве стоять у каменной стены, да еще и руки над головой затекли.

Комната оказалась совсем небольшой, кроме окошка, кандалов и квадратного столика, в ней ничего не имелось, поэтому и стоять быстро наскучило. Я даже встрепенулась и с интересом уставилась на дверь, когда с той стороны забренчали ключами.

В мою временную темницу зашел древний старик, точнее, тоже инквизитор, но жутко древний. В трясущихся старческих руках он держал какую-то одежду, а голос скрипел не хуже двери, ведущей в подземный архив. Этот раритетный представитель ведьмоненавистнического племени вошел внутрь, безостановочно бубня что-то себе под нос. Прошаркал к столу, сгрузил на него то, что принес, и, непрестанно щурясь, сел корябать в свитке.

— Притащат не местных ведьм, — бурчал старикан, — а Липиду потом разбираться. По обряду им все подавай, сопляки зеленые. Сами ни обычаев, ни обрядов — ничегошеньки не помнят. Такая молодежь нынче пошла. Приди, приди, батюшка Липид, ведьму сжечь надо! Торжество такое! Все обставь как следует. А мне бреди в храм, по ступенькам топай. Что ноги у старика болят, поясницу ломит, им и дела нет. Кто бы Липиду хотя бы подняться помог. Еще приказ на сжигание за них оформлять! Ишь ты, им надо как положено, чтобы королю сюрприз поднести, на казнь позвать по всей форме. У самих-то веры ни на грош, понатаскали волшебных вещиц, безбожники, позапирали в своих подвалах. То-то чует моя душенька — исполнится предсказание, навлекут кару на свою голову.

Вот если до этого момента я слушала вполуха, просто потому что скучно, то когда прозвучало слово «предсказание», навострила уши, точно гончая на охоте.

— Ух и наплачутся еще. Посжигать надобно непотребное во славу провидения, так нет, тащут все к себе, тащут, замками пудовыми запирают. А ты думай потом, как храм от скверны очистить.

— Прошу прощения, — очень вежливо вмешалась я, — а вы напишите представителям антиволшебной секты, они занимаются конфискацией магических вещиц и их последующим уничтожением.

— Это еще чего тут? — вскинул голову старик, будто только сейчас меня заметил.

— Просто ведьма, — представилась я и мило улыбнулась.

— Ух же ты нечистое отродье! — погрозила мне кулаком инквизиторская развалина. — Ходи тут из-за тебя в храм.

Потом он вынул из кармана ключ, отодвинул в сторону заполненный свиток и пошаркал ко мне. — Нашлась умная, советы дает, — забубнил, размыкая кандалы, — как будто Липид про освободителей наших не ведает, как будто не знает, кто истинно доброе дело во имя провидения творит. Да помяни мое слово, доведут они своими нечистыми помыслами и жадностью, как было предсказано, всех людей до беды доведут, все королевство.

Я поняла, что последние «они» относилось не к освободителям, которым старик явно благоволил, а к не помнящей обычаев молодежи.