Кремль же увидел в «цветных революциях» угрозу для себя именно потому, что политические системы постсоветских государств во многом были схожи с политической системой России. Политику в постсоветских государствах Россия рассматривала как продолжение своей внутренней политики. В конце концов, если украинцы смогли выйти на улицу и свергнуть свое правительство, то и россияне могут сделать то же самое. А тот факт, что западные НКО активно способствуют построению гражданского общества и побуждают народ требовать большей прозрачности и подотчетности власти, облегчил Кремлю его планы изобразить эти движения как очередной пример попыток США ослабить позиции России в сферах ее законного влияния. Сотрудники администрации Буша, как и предшественники, расходились во мнениях о том, в какой мере политика США в отношении постсоветских государств должна учитывать заботы и интересы России. В аппарате вице-президента Дика Чейни выступали за жесткую политику по отношению к России, в целом поддерживали соседей России и с подозрением воспринимали намерения Москвы. Постсоветское пространство рассматривалось как полигон для проверки на состоятельность «Программы свободы», особенно после того, как стало ясно, что Ирак эту проверку, скорее всего, провалит. Мэтью Брайза, который в Белом доме курировал дела Закавказья, выразился так: «Нам надо потребовать, чтобы Россия играла по тем же правилам, что и все остальные, – мы не должны относиться к ней по-особому и давать поблажки»{287}.

А вот главный эксперт по России в администрации Буша Томас Грэм выступал за более реалистичную политику по отношению к России. Он признавал, что, вырабатывая политику в отношении постсоветских государств, США должны принимать в расчет интересы России. Грэм до 2002 года был первым помощником директора Бюро политического планирования Госдепартамента, а после перешел в Совет национальной безопасности, где проработал до 2007 года, занимая должность сначала директора, а потом и старшего директора Бюро по делам России. В период работы в Белом доме Грэм часто выражал несогласие с официальной позицией аппарата Чейни, а позже – со взглядами помощника госсекретаря по вопросам Европы и Евразии Дэниела Фрайда и его заместителя по делам России и западных новых независимых государств Дэвида Крамера. По мнению последних, интересы России не должны влиять на политику США в соседних с Россией государствах. Корень проблемы Грэм видит в том, что когда он отвечал за Россию в Совете национальной безопасности, его работа никак не координировалась с работой тех, кто в Совете отвечал за другие постсоветские государства. Так, в СНБ даже не обсуждался вопрос о том, как могут сказаться на американо-российских отношениях действия США в Грузии или на Украине. При Буше Совету национальной безопасности, считает Грэм, не хватало целостной и последовательной политики по отношению к постсоветскому региону{288}.

Разногласия существовали не только между различными ветвями исполнительной власти, но и внутри самих ведомств. Кадровые военные из Министерства обороны регулярно взаимодействовали со своими российскими коллегами и потому более оптимистично оценивали сотрудничество с Россией, чем политические назначенцы в аппарате министра обороны, хотя ни та, ни другая структура, разумеется, не были едины во мнении. Конгресс по-прежнему относился к России с большим подозрением, что явствует из самого факта провала попыток как клинтонской администрации, так и администрации Буша убедить Конгресс отменить дискриминационную поправку Джексона – Вэника. Широкий круг неправительственных организаций и этнических лоббистских групп искали возможности повлиять на политику действующей администрации, и те из них, кто ратовал за жесткий курс в отношении России, пользовались значительным влиянием. Так, украинско-американские группы, выступавшие за расширение финансовой и политической помощи Киеву, находили сочувствие в аппарате вице-президента. С другой стороны, Американо-российский деловой совет и Торговая палата США выступали за развитие более активных коммерческих связей США и отмену для России действия поправки Джексона – Вэника.

Неправительственные организации, поддерживаемые США, активно действовали в ряде соседних с Россией государств. Так, организация Джорджа Сороса «Открытое общество» потратила миллиарды долларов на усилия по укоренению демократии в государствах постсоветского пространства. Джордж Сорос, член Демократической партии, с некоторого времени с растущим неприятием относился к внутренней и внешней политике администрации Буша, а в 2003 году заявил, что «поражение Джорджа Буша – главная цель моей жизни»{289}. Однако Кремль – вероятно, в силу природы системы российской власти – так и не взял в толк, что Сорос действует независимо и по собственному почину, и причислял деятельность его организации к действиям правительства США. Такие организации, как Национальный демократический институт, Международный республиканский институт, Национальный фонд поддержки демократии, получали финансирование от американского правительства и активно содействовали организации политических партий и групп гражданского общества на всем постсоветском пространстве. Хотя у каждой НПО были свои цели и повестка, Кремль относился подозрительно к ним всем, а также к факту их иностранного финансирования и вскоре начал вводить меры ограничения их деятельности на территории России. Кроме того, в Кремле полагали, что правительство США координирует свою политику с представителями некоторых из этих НПО, и из-за этого глубокого непонимания принципов устройства политической системы США американская политика рисовалась Кремлю гораздо более последовательной, чем она была в реальности. Все эти подозрения достигли апогея, когда в Закавказье – в Грузии – повалилась первая «костяшка» в домино «цветных революций».

Исторически российско-грузинские отношения всегда были более глубокими и серьезными, чем связи России с другими частями сначала царской империи, а потом Советского Союза. В культурном плане русских связывали с Грузией особые узы. Титаны русской литературы – Лермонтов, Пушкин, Толстой – провели немало времени в Грузии, а грузины, со своей стороны, преклонялись перед русской культурой. Российско-грузинские отношения восходят к первой половине XVIII века, когда Россия завоевала Грузинское царство, ставшее самым южным православным форпостом империи, и соперничала за влияние в этом регионе с Турцией и Персией. После недолгого периода независимости, с 1918 по 1921 год, Грузия снова вошла в состав одного с русскими государства, которое вскоре преобразовалось в Советский Союз. Этой многонациональной империей, насчитывавшей более ста различных этнических групп, управлял бывший комиссар по делам национальностей, недоучившийся семинарист Иосиф Сталин. Он превратил страну в пеструю мозаику союзных и автономных республик, выделенных по национальному принципу, а также национальных автономных округов, чтобы стравливать этнические группы друг с другом – это гарантировало, что ни одна нация не приобретет достаточной мощи, чтобы сопротивляться диктату Москвы.