Старик отбросил сеть, встал и, приложив руку ко лбу, взглянул на море. Там, у прибрежной песчаной косы, чернело над водой перевернутое вверх килем судно. Прибой терзал его, тащил к берегу. Поодаль барахтались в воде люди. Сквозь шум волн доносились крики отчаяния.

– Скорее!.. – воскликнул старик и неожиданно быстро, что никак не вязалось с его степенным видом, подпрыгивая, побежал за девушкой к берегу.

В небольшом, хорошо защищенном от ветра заливе стояла рыбацкая лодка. Девушка добежала первой, схватила весла. Старик спешил за ней.

– Подожди, Марийка! Я с тобою!

Под сильными взмахами весел лодка быстро выскочила из залива и ринулась наперерез бурунам к едва державшимся на волнах людям.

Первым взобрался в лодку Яцько. Он помог неожиданным спасителям вытащить из воды Златку и Якуба, который уже совсем обессилел. Звенигора и Спыхальский плыли рядом, держась за борта.

До хижины Якуба донесли на руках и уложили на старых сетях, застелив их шерстяным одеялом. Марийка подала ему холодной ключевой воды. Но Якуб чувствовал себя все еще плохо.

– Это твой отец? – спросила девушка.

– Да, – ответила Златка.

– А где мама?

– У меня нет мамы. Я сирота.

Это была почти правда. Ведь Златка совсем не знала своих родителей. Да и неизвестно, живы ли они сейчас.

– Бедняжечка, – пожалела Марийка гостью и принесла свою сухую одежду, чтобы Златка переоделась. – Не горюй. Хорошо, что сама осталась жива. А сирот много на свете… Я тоже сирота.

– А разве это не твой отец?

– Нет, это мой дедушка. Он один у меня родной. Отца и маму я даже не помню. Их казнили, когда я была совсем маленькой…

– Казнили? Кто?

Марийка запнулась, словно заколебалась – говорить или нет? Ее загорелое смуглое лицо опечалилось, а в глазах заискрилась влага. У девушки были сильные натруженные руки, широкие, как у юноши, но по-женски округлые плечи. Невысокая, полная, крепкая, как наливное яблочко, она была сильной и по-своему красивой. Все, кто знал Марийку, даже дедушка, звали ее дундой, то есть толстушкой. Она не обижалась и приветливо отзывалась на прозвище.

– В нашем селе скрывались как-то гайдуки, повстанцы, – сказала Марийка тихо. – Янычары дознались об этом и нагрянули – спалили все хаты, а людей поубивали. Тогда и мои родители погибли… Дедушке удалось выхватить меня из пожарища и скрыться в горах. Назад он уже не вернулся. Построил здесь хижину, и стали мы с ним жить у моря. Дедушка ловит рыбу, а я пасу овечек и коз, собираю в лесу грибы, орехи, груши, алычу…

– А гайдуки, о которых ты говоришь… они и до сих пор здесь есть? – Златка понизила голос.

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Страшно стало… Вдруг сюда придут…

– Глупенькая… – Марийка засмеялась. – Гайдуки добрые, они хороших людей не трогают… Да и ты, хотя и турчанка, а вон как хорошо по-нашему говоришь. Будто настоящая болгарка.

– У меня няня была болгарка.

– Вот оно что…

Хотя голос у Марийки по-прежнему звучал ласково, однако в глазах появился холодок. Внимательно взглянув на Златку, она поднялась с места.

– Ой, леле! Я и забыла, что у меня чорба[75] варится!..

Беглецы сушили одежду на солнце. Арсен, наточив на камне ятаган, побрился. Пан Спыхальский потрогал рукой и свое заросшее лицо.

– Побрей и меня, милостивый пан, – сказал, умостившись на камне и подставляя рыжую щетину. – Только усов не тронь. Усы – то первейший признак шляхетности… Да еще такие, как у меня! Ей-ей! Не одна паненка сохла по мне благодаря им. А были и такие, проше пана, которые целые имения бросали к моим ногам, только бы стал их мужем!

– Ну, и где же те имения? – спросил Арсен, подмигнув Яцьку, изо всех сил выскабливая тугую щеку шляхтича.

Щетина аж трещала. Пан Спыхальский морщился, кряхтел от боли, на глазах выступали слезы, но терпел.

– Э-э, милостивый пан, Спыхальский не нищий, чтобы позариться на какие-то там имения. – Он многозначительно поднял вверх палец. – Воля – вот наилучшее имение, проше пана!

– Однако пан все-таки женился, насколько я помню из рассказов?

– То оказался черт в образе ангела! Но дайте мне только добраться домой!.. – покраснел Спыхальский.

Он не сказал, что будет, когда доберется домой, но по тому, как люто завертел потемневшими вдруг голубыми глазами и как налилось кровью лицо, нетрудно было догадаться, что жене его, Вандзе, здорово достанется на орехи.

– Но заковыка в том, пан Мартын, как добраться домой.

– Очень просто! Из Туретчины убежали, а из Болгарии – и подавно!

– Очень ты прыткий, пан Мартын. Но, как говорится, поспешай не спеша. Здесь у меня одно важное дело. – И Арсен рассказал о поручении Сирко – вызволить из неволи его брата.

Спыхальский и Яцько задумались. Это меняло их планы. Вместо того, чтобы сразу пробиваться всем вместе домой, приходилось разлучаться с Арсеном? Яцько и в мыслях такого не держал. Спыхальский тоже полюбил казака и высоко ценил его за ум, храбрость и находчивость.

– Что поделаешь, тогда и мы остаемся, – сказал он. – Выручим того невольника и вместе вернемся на родину.

Из хижины вышел хозяин. Из-за его спины выглядывала Марийка, с подозрением косясь на иноземных пришельцев.

– Будь осторожен, дедуся, – шептала она. – Мне почему-то кажется, что они опасные люди… Вот-вот должен прибыть Драган, так, может, отложить разговор до его прихода?

– Ладно. Готовь на стол. А я сам знаю, что делать.

Марийка скрылась в сенях, а старик неторопливо приблизился к гостям.

– Прошу, другари[76], в дом старого Момчила. Марийка наварила чорбы, а к ней найдутся и хлеб и брынза. Да и бутылочка ракии не помешает…

– Спасибо, бай Момчил, мы с большой благодарностью воспользуемся вашим гостеприимством, – ответил Арсен. – По правде говоря, здорово животы подвело за эти дни.

– Откуда путь держите, другари? И кто вы такие?

Арсен ждал этого вопроса. И хотя дед Момчил казался ему честным человеком, ответил так, как условились:

– Плыли из Трапезунда в Варну. Со своим хозяином, купцом. Мы казаки… А веры христианской…

– Руснаки, выходит! – обрадовался старик. – Это хорошо! А чего же вы панькаетесь со своим хозяином? Можно подумать, что он вам дядюшка или брат… За ноги бы турка – да в море, антихриста! А сами – айда домой!

Беглецы переглянулись и облегченно вздохнули. Оказывается, они попали к друзьям. Или, может, хитрый старик испытывает их? Но не похоже.