Казалось, не будет конца бесконечному разнообразию тропической растительности, собранной на столь небольшом сравнительно пространстве. Здесь мы восторгались огромными бамбуками, высотою в несколько сажен. Далее невольно останавливались, привлеченные красотою развернувшейся картины цветочных клумб с массою различных цветов.

Среди них особенно удивительны были мухоловки, поражающие своим ярким наружным видом. Далее виднелись мимозы, тут орхидеи, там лианы и всюду бесконечные пальмы.

Осмотрев один район сада, мы на автомобиле, с нашим гидом, переезжали в следующий. Весь осмотр занял более половины дня, и то он был беглым. Мы совершенно не знали в научном отношении тех бесконечных деталей, которые скрывает этот сад. Нам были неизвестны многие растения, а тем более их научная классификация.

Я могу себе представить, какое наслаждение испытал бы ученый ботаник, если бы он попал в этот сад. Я лично, как всегда, когда смотрю на вещи, для меня мало известные, восторгался главным образом их внешним видом, а в голове моей проносились тысячи мыслей, связанных с местом, на котором стоит «Парадения».

Мне чудились воплощенными легенды, которые пришлось слышать. Странным образом, любуясь, кажется, группой гигантских бамбуков, я вдруг вспомнил мое раннее детство.

Вспомнил Туркестан, где я вырос Наш дом в Самарканде и разговор моего покойного отца с одним археологом, только что прибывшим с осмотра нашей государственной границы с Афганистаном.

Помнится, как этот археолог с негодованием говорил о том, что мы по настоянию Англии согласились отдать Афганистану целую область, называемую Кафиристан.

Кафир по–туземному значит «неверный». Кафиристан — «страна неверных». И вот, по словам археолога, эту страну, лежащую на южных склонах Гиндукуша, населяет особое племя, которое афганцы называют «кафиры», а они сами себя называют «сияхпуши». Он был у них и убедился, что это племя числом в 200 000 человек является, во–первых, несомненно Кавказской (Европейской) расой, а во–вторых, имеет массу слов и обычаев славянских. Между прочим, девушки их танцуют «коло». По словам археолога, красота этого народа изумительная. Многие из них голубоглазые, светловолосые и высокого роста. Помнится, что этот же археолог рассказывал, что афганцы тоже представляют собою загадочное племя. Сами они считают себя евреями и называют себя «бени израэль», т. е. сыновья Израиля. По их объяснениям, афганские племена не что иное, как остатки 10–ти пропавших колен Израилевых. В языке афганцев очень много еврейских корней, но есть также корни санскритские, тюркские и некоторые слова совершенно неизвестного языка.

Гуляя по «Парадении», я мечтал о том, какое счастье было бы для каждого из нас проникнуть в эту тайну Средней Азии, Месопотамии и Индии, где так упорно легенда указывает рождение человека, и легенду о потерянном им рае. Обломки маленького, по–видимому, славянского племени «сияхпуши» разве не должны нас подталкивать к тому, чтобы проникнуть в тайну зарождения нашей славянской семьи? Откуда она пришла? Где создала свои чудные песни? О какой потерянной родине она мечтает смутно? Вот те мысли и вопросы, которые меня тогда занимали и глубоко волновали. Я был в эту минуту так далек от жестокой действительности, от мира, раздираемого войной. Эти дни, проведенные мною в Кенди, были воистину полным отдыхом, давшим передышку слишком натянутым с начала войны нервам.

Уже давно перевалило за полдень, когда мы с лейтенантом Семеновым–Тянь–Шанским вернулись в отель и улеглись в нашей комнатке, завесив шторами окна и пустив в ход «пунку» и ветрогоны. Однако удовольствие, полученное от этой первой экскурсии в окрестности Кенди, было столь велико, что алы ни минуты не раскаивались, что так переутомили себя.

Вечер этого дня мы опять провели на балконе отеля, любуясь зеркальным озером и силуэтами летающих «flying foxes».

Легли спать очень рано, назначив на завтрашний день поездку к другому озеру, а оттуда экскурсию пешком в глубь тропического леса в пещерный храм Будды — спящего.

В 7 часов утра мы были на ногах. Легкий утренний завтрак, и мы опять на автомобиле едем по намеченному пути.

На этот раз вместо точно искусственных аллей пальм вокруг нашей дороги росли разные тропические деревья, образующие густой почти непроходимый лес Колючие лианы и мелкие кустарники, густые папоротники и какая‑то трава опутывали и окружали основания стволов громадных пальм. Из чащи слышались иногда какие‑то писки, шорохи, но нельзя было разобрать, что это, голоса птиц или же звуки, издаваемые какими‑нибудь животными.

На этот раз с нами поехал гид, данный от отеля, ибо, по словам администрации отеля, пройти в пещерный храм Будды весьма затруднительно.

На повороте дороги открылся вид на озеро, берега которого были покрыты густым лесом. Мы быстро неслись к нему. Так красиво было кругом Казалось, точно опять какая- то волшебница перенесла меня в далекое детство, я вижу озеро, на нем домик «Следопыта» Фенимора Купера, в чаще леса должны скрываться краснокожие воины из племени ирокезов, вооруженные луками и томагавками. Удивительно, как сильны бывают впечатления детства и как ребенок, выросший среди природы, на всю жизнь получает чувство горячей любви к ней.

Наш автомобиль остановился около каменного мостика, переброшенного через небольшую речку, впадающую в озеро. Недалеко у берега видны были громадные черные тела. Оказывается, это слоны, лежащие в воде, где они спасаются от жары. Слоны были ручными и принадлежали тому храму, где хранится священный зуб Будды.

От этого мостика нам надлежало идти пешком и углубиться в густой лес.

Сделав небольшой привал, мы с нашим гидом отправились в путь. Хотя на ногах у нас были высокие сапоги, хотя брюки были сделаны из очень толстой материи, однако, как только мы попали в лес, мы оба почувствовали, что для этих прогулок мы не созданы. То, что казалось таким прекрасным и мирным из автомобиля, оказалось весьма жестоким и трудно проходимым

Мы запутывались в лианы, нас кололи колючки, мы проваливались где‑то в середине зарослей папоротника. Но как ни тяжело было идти, как ни медленно мы продвигались, но сознание, что мы идем в «тропическом лесу», среди девственной дикой растительности, было столь приятным, что боль и усталость не замечались. Наш гид, прекрасно говоривший по–английски и по–французски, утешил нас, что до храма недалеко. Он и повел нас этой тяжелой дорогой, ибо по ней путь всего ближе.

Среди влажных папоротников, цепляясь за лианы и колючки, мы наконец добрались до каменной стены, покрытой зеленым мохом и травой. Оказалось, что это каменный холм над пещерой, в которой находится знаменитый храм.

Проводник подвел нас к двери, ведущей в подземелье. Молчаливый человек в желтом одеянии открыл нам дверь, и мы начали спускаться в пещеру.

Пройдя темный коридорчик, мы вышли в подземный зал и невольно, пораженные, остановились.

Низкие бесформенные своды пещеры были слабо освещены дневным светом, попадавшим откуда‑то сверху. Вероятно, там было отверстие, служащее одновременно и для вентиляции. В пещере царили сумерки.