Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выкрикнув последнее, Мира поднимается и с разбегу залетает в бассейн. Я тоже встаю, но прыгать не спешу. Сажусь на бортик и опускаю в воду ноги.
— Мама! — восклицает звонко Егор. Машу ему. И слегка напрягаюсь, когда малыш зовет: — Иди, иди… — настойчиво подзывает ручками.
Приходится полностью войти в бассейн и подплыть к сыну. На Тихомирова не смотрю. Однако в тот момент, когда Егор перебирается с его груди на мою, соприкасаемся под водой бедрами. Дергаюсь и едва не роняю ребенка. Хорошо, что Тихомиров все еще придерживает.
— Все нормально, — обращаю его внимание на это минуту спустя, потому что он сам никак не отплывает, даже когда я обеими руками прижимаю сына. — Миша, я держу его.
Но и после этого расстояние увеличивать Тихомиров не торопится.
Мы почти голые и мокрые. Ярко светит солнце. Играет бликами на блестящей капельками влаги коже. Идеально гладкой и горячей. Чувствую это тепло, будто физически. И невольно зависаю на том, как сокращаются внушительные мышцы. Конечно же, меня смущает наша близость. Особенно… Особенно после вчерашнего.
Поэтому только радуюсь, когда малыш просится обратно к отцу. Отдаю и сама отплываю, чтобы, наконец, перевести спокойно дыхание. Поправляя бюстгальтер, оборачиваюсь и тут же ловлю на себе взгляд Миши.
«Я бы мог трахать тебя всю ночь…»
Черт возьми… Я будто снова слышу, как он это говорит. Вокруг нас полно людей, наш сын… А я вспыхиваю с такой силой, что наверняка перегреваю воду в бассейне. Все мое тело краснеет, достигая такой яркости, которой я сама еще ни разу не видела.
— Полина! — голос Миры словно сквозь слои ваты прорывается. — Плыви сюда! Хочу рассказать что-то.
С трудом разрываю зрительный контакт с Мишей, но не сразу удается сфокусироваться на подруге. Плыву по большей части вслепую, концентрируясь лишь на ее красном купальнике.
— Спасибо, — шепчу, цепляясь ладонями за бортик бассейна.
— Всегда пожалуйста, — смеется Мира. — И я тебе правда сказать хочу… Ничего эти два года не изменили.
— В смысле?
— Никуда твоя любовь не делась, дурочка.
— Сама ты дурочка, — беззлобно шиплю я.
Больше пугаюсь того, что она говорит. Неужели так заметно со стороны?
— Делаю ставку, принцесса… — продолжает Мира дурачиться. — Делаю ставку: до Нового года быть тебе Тихомировой.
— Не мели ерунду!
— Посмотрим!
— Заткнись, ради Бога.
Мира на мою мольбу лишь прищуривается.
— У вас же что-то было? Вот в эту ночь…
— Конечно, нет!
— Я же вижу! Что-то изменилось…
— Ничего ты не видишь!
— Значит… Прям все?
— Мира!
— Вот это да!
— Мира… Я ничего тебе рассказывать не собираюсь. Это личное.
— Не надо рассказывать. Ну, в смысле, я не жду подробностей. Это же Миша… Фу… — скривившись, передергивает плечами. — Жаль все-таки, что ты влюбилась в моего брата. Самые интересные темы проходят мимо нас.
— Я бы тебе и о ком-то другом не рассказывала, — заверяю ее я.
— Так, так… — раздается вдруг совсем рядом. Дергаемся с Мирой вместе. Ведем за этим звуком взглядами и находим в тени деревьев бабулю Тихомирову. Зеленый гамак, зеленый купальник, зеленая шляпа — она, черт возьми, выглядит, как ленивец. — Хорошие новости, однако. Записываю, девчата.
Я лишь раздраженно вздыхаю.
Стоит в моей жизни случиться сексу и все сразу об этом узнают! Возможно, два года назад и не Миша был виноват… И все же какая стыдоба!
Полина
Каждую ночь невольно жду, что он придет. Чудятся шаги в коридоре, скрип двери… И меня бросает то в жар, то в холод. С трудом удается убедить себя, что все это лишь иллюзия.
«Любил…»
Это воспоминание я избегаю сильнее всех остальных. Прошло пять дней, а оно до сих пор вызывает внутри меня мощнейший обвал эмоций.
«Убийство» было одноразовой акцией. Тихомиров спустил пар и забыл. Выплеснул за все два года? Следующий приход можно не ждать?
Ну и не надо. Я тоже переживу. Я ведь сильная. Если бы не была, давно бы сломалась. А сейчас… Сейчас не имею морального права.
— Егорчик, доедай, сынок, — подгоняю ласково, загружая попутно посудомоечную машину. — Скоро бабушка Поля приедет. Ты же хочешь провести день с ней?
— Папы нет, — протягивает малыш уныло.
— Ему сегодня надо было уйти раньше.
Конечно же, такое понятие, как «надо», сыну освоить пока трудно.
— Каша невкусная.
— Что ты такое говоришь? Вкусная. Я пробовала.
— Невкусная. У папы вкусная!
«Нельзя обижаться», — едва ли не на лету останавливаю все прочие мысли.
— Точно такая же, — терпеливо замечаю я.
— Нет!
— Ладно, — вздыхаю. — Если невкусно, оставь. Проголодаешься, поешь у бабушки.
Подхватываю одной рукой тарелку, второй Егора из кресла вынимаю. Ставлю на пол, он сразу же убегает мыть руки — вышколил Тихомиров. Еще раз вздыхаю и отправляю кашу в мусорное ведро.
К приходу тети Полины Егор немного отходит. Прежде чем она появляется, нам удается немного поиграть его любимыми самолетами.
— Я тебя люблю, — чувствую необходимость сказать.
Ловлю и прижимаю к груди.
— Я тебя тоже, — бормочет сын.
Оставляет на моей щеке смазанный поцелуй и соскакивает снова на пол.
Мишина мама при виде Егора вся светится. Каждый раз как замечаю это, сердце сжимается. Подхватывая малыша, не перестает улыбаться, но в глазах поблескивают слезы. Счастья. Я надеюсь, что это только оно.
— Ну что, чемпион? Готов к приключениям?
— Да! — выкрикивает Егор.
И они сразу же направляются к двери. Я несу сменные вещи.
— Миша заедет? — уточняет тетя Поля, забирая у меня сумку.
— Да. Говорил, что заберет сам.
— Окей. Только пусть не спешит. У нас много планов.
И снова у меня сжимается сердце.
— Напишу ему о ваших планах, — улыбаюсь я.
— Ну, все тогда… Целуй маму, чемпион, и полетим.
Тянусь и сама целую сына. Машу рукой, когда выходят за дверь и спешу ее захлопнуть, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.
Впервые остаюсь в квартире Тихомирова одна. Нужно собираться в университет. Этим я и занимаюсь, но как-то лениво. Подвиваю кончики волос, подкрашиваю глаза и прохожусь по губам блеском. Над платьем недолго думаю. Надеваю то, что оказывается ближе. С обувью приходится повозиться, только потому что все, что я ношу, чаще всего не подходит к этому наряду по цвету, а переодеваться не хочу.