Тишина никогда ее не пугала, даже безрадостный вид из больничного окна не пугал, но сейчас ей вдруг стало страшно. Чужой человек, злой, за что-то на нее обиженный, смотрел поверх ее головы и о чем-то думал. И она теперь от него зависит, потому что в целом мире у нее нет никого, кроме него, Сергея Полянского. Он теперь ее путеводная нить и единственная надежда обрести себя.

– Вы поможете мне? – Она старалась быть вежливой, пыталась навести мосты.

– Я попытаюсь, – он нахмурился.

– А почему?

Он пожал плечами:

– Считай это актом милосердия.

В голове что-то шевельнулось, какие-то отголоски прошлого. Раньше она уже слышала что-то похожее. Или это ей только кажется?

– И вот еще что, – сказал он, не глядя в ее сторону, – когда-то мы были на «ты», так что давай без официоза.

Ответить Полина не успела, вернулся Игорь Владимирович в сопровождении санитарки.

– Ваша одежда, – санитарка положила на кровать перепачканный кровью и землей брючный костюм.

– Я должна это надеть? – Она не хотела, не могла себя заставить.

– Можешь ехать в том, что на тебе сейчас, – Сергей Полянский равнодушно пожал плечами. – Я потом все верну.

– Да, если можно, – Полина посмотрела на Игоря Владимировича.

Тот лишь кивнул в ответ. Как неловко: человек столько для нее сделал и готов был делать и впредь, а она вот так... убегает.

– Игорь Владимирович, я должна ехать, – она заглянула в его хмурое лицо. – Вы понимаете? И... спасибо вам за все.

Он улыбнулся и стал прежним – человеком, который достал ее с того света, поставил на ноги, помог не сойти с ума.

– Я понимаю, Полина, и надеюсь, что у вас все будет хорошо. Вот, возьмите, – Игорь Владимирович протянул ей визитку. – Тут мои координаты. Если вам вдруг понадобится помощь... – он запнулся, бросил быстрый взгляд на Сергея Полянского и продолжил: – Любая помощь, не обязательно медицинская, я буду счастлив вам помочь.

* * *

Полина чувствовала себя неловко в роскошном салоне его машины, точно нищенка на званом балу. Она откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза. Из мощных динамиков лилась музыка – «Времена года» Вивальди. Странно, она помнит, что это Вивальди, но не помнит собственного имени. Может, попытаться разговорить Полянского, попробовать узнать хоть что-нибудь о своем прошлом? Полина уже почти решилась, но в самый последний момент передумала. Сейчас она ничего не добьется, только разозлит его еще больше. Надо потерпеть, узнать его получше, понять причину его неприязни.

...Тошнота накатила внезапно, мутной, удушливой волной.

Он не стал выяснять, зачем ей понадобилось выйти, сразу ударил по тормозам. Времени хватило только на то, чтобы выбраться из салона. Ее вырвало тут же, на обочине. К возникшей еще в больнице неловкости добавилось мерзостное ощущение собственной ущербности.

– Теперь легче? – послышалось за спиной.

Рукавом халата Полина вытерла лицо, мокрое от слез и испарины, молча кивнула.

– Ну-ка, – Полянский развернул ее к себе, нахмурился, складочки в уголках губ сделались чуть глубже. – Тебя часто тошнит? Голова кружится?

Она снова кивнула, разговаривать не было сил.

– Пойдем, в машине есть минералка, – он потянул ее за рукав.

От воды стало легче.

– Можно сполоснуть лицо? – спросила Полина.

– Без проблем. Хочешь, я уменьшу температуру в салоне?

– Да, пожалуйста.

– Это астенический синдром, так бывает после черепно-мозговой травмы. Это пройдет.

– А амнезия? – спросила она. – Амнезия тоже пройдет?

– Не знаю, – сказал он неожиданно резко.

Хрупкое равновесие было нарушено. Они молчали до самого дома. Полина смотрела на проплывающий за окном город. Некоторые улицы казались ей смутно знакомыми, но большинство не вызывало в душе никаких эмоций.

Полянский жил на пятом этаже двухподъездного кирпичного дома в просторной квартире, похожей на студию.

– Проходи, – он оставил Полину на пороге, сам исчез за одной из дверей. – Есть хочешь? – послышалось через пару секунд.

– Нет, спасибо... – Полина поймала свое отражение в настенном зеркале. Она догадывалась, что выглядит не лучшим образом, но то, что явило ей зеркало, превосходило самые худшие ожидания. Наверное, так смотрелись тифозные больные: короткие волосы, ввалившиеся щеки, тонкая шея, костлявые плечи, синева под глазами, гармонирующая с линяло-голубым цветом казенного халата...

– Любуешься?

Она вздрогнула, поспешно отвернулась от зеркала. Полянский стоял в дверях, разглядывал ее отражение едва ли не пристальнее, чем она сама пару секунд назад.

– А есть чем? – Грубить не хотелось. В конце концов, он ведь пытается ей помочь. А то, что смотрит так, что хочется сделаться невидимой, так это не беда. В больнице она привыкла и не к таким взглядам.

– Ну, раньше ты была посимпатичнее. – Полина так и не поняла, шутит он или говорит правду. Скорее всего, правду... – Не стой на пороге, проходи.

Она сбросила больничные тапки, босиком вошла в гостиную, в нерешительности остановилась посреди комнаты, вопросительно посмотрела на Полянского. Что дальше? Что ей теперь делать?

– Может, хочешь принять душ? – нарушил он тягостное молчание.

– Хочу.

Полянский молча вышел из комнаты, но уже через мгновение вернулся с банным полотенцем и сложенной рубашкой.

– Походишь пока в этом. Ничего лучшего у меня нет. Подбором гардероба займемся завтра, если ты не возражаешь.

Полина не возражала...

Пока в его ванне плескалась женщина, которая никогда не должна была появиться в его жизни, Сергей занимался приготовлением ужина – это хоть как-то отвлекало от тяжких дум.

Он взвалил на свои плечи груз, который вряд ли ему под силу, поверив женщине из своего сна, поступил глупо и необдуманно. Сейчас, когда Полина находится под одной с ним крышей, в опасной близости, он понимал это особенно четко. Зачем было бередить старые раны, ввязываться в эту сомнительную историю? Хотелось Игорьку поиграть в частного детектива и спасителя прекрасной дамы – ну и пусть бы себе играл! Друг давал ему возможность выйти из игры, а он, упрямый осел, притащил ее в свой дом...

В коридоре послышалось шлепанье босых ног.

– С легким паром. – Сергей не стал оборачиваться.

– Спасибо, я точно заново родилась.

– Ты всегда испытывала слабость к водным процедурам.

– А что я еще любила?

Он все-таки обернулся, сказал неприязненно:

– Откуда мне знать, что ты еще любила?