Все так, но полгода спустя после падения Сайгона в 1975 году Джеймс Фэллоус, исследуя в статье для «Вашингтон мансли» заблуждения участников антивоенного движения, воззвал: «Что ты делал на классовой войне, папа?» Статья, по словам редактора журнала Чарлза Петерса произвела «сильнейший эффект. Она стала поворотным пунктом для поколения, которое хотело для себя иных откровений, нежели прописные истины о Вьетнаме».

Фэллоус описывает, как, будучи студентом Гарварда, голодал, чтобы похудеть, сбросил 120 фунтов и во время прохождения призывной медицинской комиссии притворился, будто собирается совершить самоубийство. Когда врач написал на повестке: «Негоден», «по мне прокатилась волна облегчения, и я впервые понял, насколько силен был мой страх, но с той секунды во мне поселилось и чувство стыда, терзающее меня по сей день».

Его статья была блестящим и едким обвинением системы, которая посылает сыновей рабочих сражаться на ее войне, а подавляющему большинству сыновей представителей среднего и высшего классов дает возможность избежать печальной участи. Одним из самых сильных упреков самому себе стало утверждение Фэллоуса, что в то время как участники антивоенного движения (к которым принадлежал и он) убеждали себя, что они играют роль «песка в шестеренках военной машины», сжигая повестки и устраивая марши протеста, истинный — и смелый — путь к прекращению войны заключался в том, чтобы идти воевать.

«Маленькие золотые звездочки, — писал он, — приходили в дома в Челси и лесной глуши Западной Вирджинии, а матери из Беверли-Хиллз, Чеви-Чейз, Грейт-Нек и Бельмонта не висели на телефонах, звоня своим конгрессменам, и не кричали им: „Вы убили моего мальчика“; они не писали президенту, что его безумная, неправедная, злая война бросила их сыновей в тюрьмы, разрушила карьеры. Ныне стало ясно, что если бы люди из Гарварда хотели сделать все возможное, чтобы способствовать окончанию войны, они должны были все, как один, идти либо на призывной пункт, либо в тюрьму».

Мне кажется, в стене аргументов Фэллоуса нет даже крошечной щелочки; однако есть немало людей, упорно продолжающих настаивать на своих заблуждениях, и это вызывает гнев ветеранов. Кто, в конце концов, принес истинную жертву? Некоторые из тех, кто никогда не был во Вьетнаме или не попал на военную службу, искренне переживают по этому поводу, хотя их и немного: из 209 517 обвиненных в отказе от призыва в тюрьме побывали 3250 человек и 3000 дезертировали. Однако Пол Старр, автор книги «Армия, которую игнорировали: ветераны Вьетнама после Вьетнама», писал: «Военный конфликт никак не повлиял на жизнь людей в тылу, и в результате возникла огромная разница в размерах принесенных жертв. Немногих послали умирать, а от остальных не потребовали практически ничего». Какие бы жертвы ни приносили оставшиеся дома, их нельзя сравнить с лишениями, которые испытывали люди на поле боя, и поэтому я не могу не согласиться со словами Джеймса Уэбба, дважды раненного, имеющего массу наград моряка, автора «Полей огня», сказанными им корреспонденту журнала «Тайм» по поводу пропасти между ветеранами и оставшимися дома: «Мы все, и те и эти, будем идти вперед плечом к плечу. Нам придется прийти к общему знаменателю. Для тех, кто не служил тогда в армии, самый простой способ сделать это — отказаться от претензий на свое моральное превосходство и понять, что парни, которые воевали, испытали куда большие страдания. И они куда большим пожертвовали».

Трудно признать, но большинство не бывавших во Вьетнаме не испытывают ни вины, ни сожаления — только облегчение. Два года назад Центр политических исследований представил руководству ветеранской организации и Конгрессу исчерпывающий доклад, объемом девятьсот страниц под названием «Наследие вьетнамской войны». Выводы если не поражают, то во всяком случае вызывают интерес. Так, там отмечено, что лишь 3,5% уклонившихся от военной службы считают, что такой их поступок негативно повлиял на их жизнь. Зато 36% придерживаются прямо противоположного мнения. На вопрос, какую пользу они извлекли из отказа служить, большинство ответило, что смогло без помех завершить свое образование и сделать карьеру. Чуть меньше людей признало, что получило преимущество в конкуренции с ветеранами. На любого ветерана, полагаю, последнее признание произвело бы самое гнетущее впечатление.

Все же вопрос о том, должны ли отказники быть убеждены в своей правоте по поводу течения войны во Вьетнаме и ее исхода, в определенном смысле не так уж важен. Война есть война, сражение есть сражение, и с тех пор, как у человека в гневе оскалился рот, мужчины почувствовали жгучее желание показать себя на поле славы.

«Я слышал свист пуль, — писал Джордж Вашингтон о своих впечатлениях от французской и индейской войнах, — и поверьте, было что-то чарующее в этом звуке». Столетие спустя, наблюдая за отражением атаки федералов у Фредериксбурга, Роберт Ли размышлял: «Это хорошо, что война так жестока, иначе мы слишком полюбили бы ее». Вьетнам, возможно, оказал огромную услугу американцам, доказав моему поколению справедливость слов генерала.

Нам известна масса историй о тех, кто правдами и неправдами избежал отправки на войну. Но кто-то, не попав в армию и не отправившись во Вьетнам, испытал такую же психологическую травму, как и люди другого поколения, не смогшие участвовать в высадке в Нормандии. Они гораздо меньше рассказывают об этом, но и их стоит послушать.

Один мой знакомый был убежден, что история посмеялась над всей его семьей: его деду было четырнадцать, когда закончилась Первая мировая война; его отцу было четырнадцать, когда закончилась

Вторая мировая война; ему самому исполнилось четырнадцать к моменту окончания вьетнамской войны.

Роберту Оуэну было тринадцать, когда в 1967 году его брат Дуайт погиб, попав в засаду во Вьетконге. (Имя Дуайта выбито на стене Государственного департамента в Вашингтоне среди имен других обладателей Премии Государственного секретаря, высшей награды этого учреждения.) Роберт преклонялся перед Дуайтом, и смерть брата стала для него большим несчастьем.

Шесть лет спустя Роберт стал первокурсником Стэнфордского университета. Сидя в своей комнате, он смотрел телевизионную программу о прибытии в Америку первой группы бывших военнопленных. Когда Иеремия Дентон, проведший семь лет в застенках у вьетнамцев, подошел к микрофону и сказал: «Боже, благослови Америку», Оуэн внезапно почувствовал, как по щекам у него ручьем потекли слезы.

Вскоре после этого события в университет прибыли представители ВМС набрать добровольцев во флот. Оуэн не собирался записываться, но когда прочел утром в студенческой газете объявление: «Не становитесь послушными маленькими нацистами, прекратите записываться во флот», он отправился на собеседование. Протестующие перед зданием пытались физически преградить путь добровольцам. Оуэн, бывший заядлым пятиборцем, без труда прошел внутрь. Он написал заявление и отправился на медкомиссию. К огорчению молодого человека, он был признан негодным в связи с травмой колена, полученной во время тренировки. Затем последовали долгие поиски работы.

В течение четырех лет по окончании института он пытался устроиться в полдесятка полицейских участков Калифорнии. Каждый раз изувеченное колено становилось непреодолимой помехой. В отчаянии он предложил подписать отказ от страховки. Но на это никто не пошел.