Тревога Гобинда из-за бездействия властей по силе своей могла сравниться только со смятением, охватившим его при этом известии. Он редко терял самообладание, но сейчас вышел из себя, что было простительно, поскольку он жил в постоянном нервном напряжении, которое еще более возросло с присутствием Аша. Гобинд не видел решительно никакой пользы в приезде сахиба в Бхитхор – разве что он прибыл бы открыто и при полной поддержке правительства. Это было гибельное безрассудство: он все равно не в силах чем-то помочь, а если его вдруг опознают, то наверняка убьют, и никто из его соотечественников никогда не узнает, что с ним случилось, ведь, по словам Манилала, он уехал, никому не сообщив о своих намерениях.

По мнению Гобинда, вся эта авантюра была чистой воды безумием и могла лишь усугубить ситуацию, и без того чреватую бесчисленными опасностями, о которых он даже думать боялся. У него просто в голове это не укладывалось. До сих пор он считал Пелама-сахиба человеком здравомыслящим и ожидал, что в подобной ситуации тот отправится прямо в Аджмер, чтобы выяснить, почему телеграммы остались без ответа и какие меры приняты в связи с ними, а не переоденется индусом и явится в Бхитхор ломать комедию, как будто один человек в состоянии помешать нескольким тысячам осуществить задуманное.

– Он должен немедленно покинуть княжество! – набросился Гобинд на Манилала, давая выход гневу. – Своим присутствием он подвергает опасности всех нас: тебя, меня, нескольких оставшихся служанок из Каридкота и обеих рани, которые и так находятся в крайне угрожающем положении. Если сахиба или его друга разоблачат, никто не поверит, что мы не посылали за ним, и бхитхорцы позаботятся о том, чтобы ни один из нас не выбрался из княжества живым. Пользы от него не будет никакой, а вреда выйдет много. Тебе следовало так и сказать ему и сделать все возможное, чтобы отговорить его от этого безумия.

– Я старался как мог, – возразил Манилал, – но он рвался сюда всем сердцем и не желал меня слушать.

– Он выслушает меня, – мрачно пообещал Гобинд. – Завтра приведешь сахиба ко мне. Но подумай хорошенько, как это сделать. Сам знаешь, мы ходим по лезвию ножа, и нам нельзя привлекать внимание к сахибу или навлекать подозрение на себя.

Манилал действовал осторожно. На следующее утро, за час до его встречи с Ашем и Сарджи у фруктового прилавка, половина базара уже знала, что приезжий из Бароды изучал аюрведическую медицину в Каши (Бенаресе) и надеется стать врачом, практикующим методы сей древней науки. Поэтому никому не показалось странным, что такой человек пожелал встретиться и побеседовать с хакимом, представляющим другую школу, ибо всем известно, что ученые, исповедующие разные взгляды, находят удовольствие в спорах и дискуссиях. Манилал позаботился о том, чтобы все, кого он подозревал в слежке за хозяином, услышали эту историю, и во избежание всякого намека на секретность встречи условился о ней таким образом, чтобы гость явился к хакиму-сахибу открыто и при свете дня.

Последнее оказалось не так-то просто. Незадолго до назначенного часа встречи Гобинда вызвали во дворец, откуда он вернулся лишь во второй половине дня, усталый, удрученный и не расположенный принимать гостей, особенно человека, на которого он возлагал столько надежд, но потерпел жестокое разочарование.

Он без улыбки приветствовал Аша, молча выслушал объяснения, почему тот счел необходимым приехать в Бхитхор, а затем сказал бесцветным голосом:

– Я надеялся, что вы сумеете прислать подмогу. Поскольку помощь не пришла, я испугался, что сокол убил последнего почтового голубя по пути домой, а моего слугу остановили у границы и задержали по какому-нибудь ложному обвинению, или же его постигло какое-нибудь бедствие, помешавшее добраться до вас. Но я не допускал мысли, что вы не получите ответа на свои предупреждения, отправленные сахиб-логам в Аджмер и его высочеству махарадже Каридкота. Это выше моего понимания.

– И моего тоже, – с горечью признался Аш.

– Если хотите знать мое мнение, – сказал Сарджи, сопровождавший Аша на встречу с хакимом, – служащий, принимавший эти телеграммы, оказался жуликом: он просто прикарманил деньги, не отправив твои сообщения. Такое случается не в первый раз, и…

– Ох, да какая теперь разница, куда делись телеграммы? – раздраженно перебил Аш. – Они куда-то делись, и это главное. Вопрос в том, что же нам делать?

– Безотлагательно отправиться в Аджмер, – быстро сказал Сарджи, повторяя принятое бессонной ночью решение, к которому он ранее уже пытался склонить Аша. – Там мы потребуем встречи с самим генералом-сахибом, а также с полицейскими-сахибами и скажем им…

На сей раз его перебил Гобинд.

– Слишком поздно, – коротко промолвил он.

– Потому что границы закрыты? Но из Бхитхора есть другой путь, которым мы прибыли сюда. Он по-прежнему открыт, так как о нем никто не знает.

– Мой слуга Манилал так и сказал мне. Но даже если бы вы могли покинуть княжество любым путем, каким пожелаете, все равно слишком поздно. Рана умрет сегодня ночью.

У Аша перехватило дыхание на резком вдохе, прозвучавшем неестественно громко в наступившей тишине. Гобинд повернулся к нему, увидел мертвенно-бледное лицо и осознал – не в силах поверить в такое, – что сахиб испуган, безумно испуган. И в следующий миг он понял почему, понял так ясно, словно об этом прокричали во все горло.

Так вот она, причина присутствия сахиба в Бхитхоре! Не просто безрассудство и бравада или эгоистическая уверенность, что ни один «темнокожий» не посмеет поднять руку на представителя победившего народа и что только ангрези в состоянии внушить больший трепет, чем визирь и советники, и вселить страх перед раджем в сердца местных жителей. Нет, сахиб приехал, потому что не мог поступить иначе. Потому что должен был приехать. Манилал говорил чистую правду, когда сказал, что он «рвался сюда всем сердцем».

Подобного осложнения ситуации Гобинд ну никак не ожидал, и это открытие привело его в такой же ужас, в какой оно привело Кака-джи и Махду, и по тем же самым причинам. «Пария… иностранец… христианин», – подумал Гобинд, потрясенный до глубины своей ортодоксальной души. Вот что получается, когда смягчают правила пурдаха и позволяют юным девам видеться и свободно разговаривать с посторонним мужчиной, сахиб он или нет. Если мужчина молод и привлекателен, а девушки красивы, чего еще можно ожидать? Этого нельзя было позволять ни в коем случае, и Гобинд винил рао-сахиба, юного Джхоти и всех остальных, кто был обязан заботиться о безопасности и благополучии будущих рани. А больше всего – Анпору-Баи.

Однако он понимал бесполезность подобных мыслей. Сделанного не воротишь, и к тому же у него нет оснований полагать, что на чувства сахиба ответили взаимностью. Скорее всего, девушка, которой он отдал свое сердце, осталась в полном неведении. Гобинду оставалось только надеяться на это. Но внезапная догадка о мотивах сахиба нисколько не умерила тревоги Гобинда, а, напротив, усугубила ее – кто знает, на какое безрассудство способен влюбленный мужчина?

Довольно долго в комнате царило молчание, и даже Сарджи, похоже, не хотел нарушать его. Гобинд увидел, как кровь медленно приливает обратно к лицу сахиба, и прежде, чем тот открыл рот, понял, что он сейчас скажет…