Неожиданно совсем рядом эффектным фонтаном в воздух взметнулась земля. Один из инженеров закричал так громко, что Уссмак услышал его вопль через переговорное устройство Неджаса:

— Да защитит нас Император, они вновь подобрались к нам с минометом!

Последовал новый взрыв, ближе. Куски обшивки сыпались на танк со всех сторон. Военный инженер упал на землю, из раны на боку хлынула кровь. К нему на помощь бросился медик, и вскоре двое самцов унесли инженера в укрытие. Остальные продолжали устанавливать таран.

Уссмак не мог не восхищаться их мужеством. Он бы ни за какие деньги не согласился выполнять эту работу — наверное, даже за большую порцию имбиря — на Тосев-3.

Впрочем, и его собственная работа сейчас выглядела не слишком привлекательно.

* * *

Мордехай Анелевич, сжавшись, сидел в глубоком окопчике, посреди густого кустарника и надеялся, что здесь ему ничего не грозит. Похоже, лесные партизаны не учли, как сильно их атаки разозлили ящеров, и теперь инопланетяне намеревались стереть их с лица земли.

Впереди, а также слева и справа послышалась стрельба. Он знал, что необходимо сменить позицию, но любое перемещение казалось самым коротким путем к гибели. Иногда лучше всего сидеть на месте и не шевелиться.

Ящеры чувствовали себя в лесу еще хуже, чем городской еврей вроде него. Анелевич, сжимавший в руках «маузер», слышал, как они пробежали мимо его укрытия. Если ящерам захочется заглянуть в кусты, он дорого продаст свою жизнь. Если нет — Мордехай не собирался докладывать им о своем местонахождении. Суть партизанской войны состояла в том, чтобы уцелеть и нанести удар на следующий день.

Время ползло на свинцовых ногах. Он вытащил немецкую флягу и осторожно сделал несколько глотков — воды осталось совсем немного, и кто знает, сколько еще придется здесь просидеть. А для поисков воды сейчас не самое лучшее время.

Затрещали кусты.

«Sh’та yisroayl, adonai elohaynu, adonai ekhod», — пронеслось у него в голове: первая молитва, которую узнает еврей, и последняя, слетающая с его уст перед смертью. Впрочем, Мордехай решил, что еще рано произносить ее вслух, лишь постарался осторожно повернуться в ту сторону, откуда доносился шум. Мордехай боялся, что ему придется выскочить из окопчика и открыть огонь; иначе ящеры могут просто забросать его гранатами.

— Шмуэль? — раздался едва слышный шепот; голос, вне всякого сомнения, принадлежал человеку.

— Да. Кто здесь? — Человек говорил слишком тихо, но Мордехай догадался. — Иржи?

В качестве ответа раздался тихий смех.

— Вы, проклятые евреи, слишком умные, — проворчал разведчик. — Пойдем. Не стоит здесь сидеть. Рано или поздно они тебя найдут. Я ведь сумел.

Если Иржи говорит, что здесь опасно, значит, так оно и есть. Анелевич вылез из своего укрытия.

— Интересно, как ты меня заметил? — спросил он. — Мне казалось, что это невозможно.

— А вот как, — ответил разведчик. — Я огляделся по сторонам и заметил превосходное местечко, где мог бы спрятаться сам. Тогда я спросил себя, у кого хватит ума воспользоваться таким отличным укрытием? Мне в голову сразу же пришло одно имя, поэтому…

— Наверное, я должен быть польщен, — прервал его Мордехай. — Вы, проклятые поляки, слишком умные.

Иржи взглянул на него и засмеялся так громко, что испугались оба.

— Пойдем отсюда, — сказал поляк, успокоившись. — Нам нужны двигаться на восток, в том направлении, откуда они пришли. Теперь, когда большая часть ящеров углубилась в лес, мы легко от них ускользнем. Полагаю, они хотят выгнать нас на другой отряд, который устроил засаду. Во всяком случае, именно так нацисты боролись с партизанами.

— И мы поймали немало польских ублюдков, — послышался голос у них за спиной; говорили на немецком.

Оба резко обернулись. На них с усмешкой смотрел Фридрих.

— Поляки и евреи слишком много болтают.

— Потому что мы обсуждаем немцев, — парировал Анелевич.

Он ненавидел то, как нахально держится Фридрих. Казалось, немец считает себя венцом творения, как зимой 1941 года, когда ящеров не было и в помине, а нацисты оседлали Европу и стремительно продвигались к Москве.

Немец мрачно посмотрел на него.

— У тебя на все есть остроумный ответ, верно? — сказал он. Анелевич напрягся. Еще пара слов, и кто-нибудь здесь умрет; а он умирать не собирался. Однако нацист продолжал: — Типичный еврей. Но в одном вы оба правы — пора уносить отсюда ноги. Пошли.

И они зашагали на восток по звериной тропе, которую Мордехай никогда бы сам не заметил. Казалось, они собираются в очередной раз напасть на врага, а не спасаются от него бегством. Иржи шел первым, Фридрих последним, предоставив еврею место посередине. Мордехай так шумел, что этого хватило на небольшой отряд.

— Терпеть не могу партизан, — заявил Фридрих и негромко рассмеялся. — Впрочем, охотиться за вами, ублюдками, тоже было не слишком приятно.

— Охотятся за нами ублюдками, — поправил его Мордехай. — Не забывай, на чьей ты стороне.

Иногда полезно иметь бывшего врага в качестве союзника. Анелевич имел лишь теоретическое представление о том, как действовали охотники, а Фридрих сам участвовал в облавах. И если бы не Фридрих…

Иржи неожиданно зашипел:

— Стойте. Мы вышли к дороге.

Мордехай остановился. Он не слышал за спиной шагов Фридриха, значит, немец тоже застыл на месте.

— Все тихо. Будем перебираться на ту сторону по одному.

Анелевич старался двигаться как можно тише. Как и следовало ожидать, Фридрих не отставал. Иржи осторожно выглянул из-за куста, а затем быстро перебежал через грязную дорогу и спрятался в кустах на противоположной стороне. Мордехай подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что все спокойно, а затем последовал за поляком. Иржи умудрился проделать все практически бесшумно, но когда в кустарник вломился Мордехай, ветви громко затрещали. Анелевич разозлился на себя еще больше, увидев, как Фридрих легко, словно тень, скользнул под соседний куст.

Иржи быстро нашел продолжение звериной тропы и вновь зашагал на восток. Обернувшись, он сказал:

— Необходимо подальше уйти от места боя. Я не знаю, но…

— Ты тоже почувствовал, да? — спросил Фридрих. — Словно кто-то прошел по твоей могиле? Уж не знаю, в чем тут дело, но мне это не понравилось. А что скажешь ты, Шмуэль?

— А я ничего не почувствовал, — признался Анелевич.

Здесь он не доверял своим инстинктам. В гетто он обладал обостренным чувством опасности. А в лесу ощущал себя совершенно чужим.

— Что-то… — пробормотал Иржи.

И тут началась стрельба.

Ящеры затаились впереди и чуть в стороне. После первого же выстрела Мордехай бросился на землю. Впереди послышался стон — Иржи был ранен.