– Ну нравится, нравится, чего ты? – кашлянув, сказала она, и глаза ее заблестели раздражением.

Семенов встал с кровати, прошелся в носках по комнате, остановился у журнального столика, взял из вазы сливу, съел, бросил косточку в пепельницу, потом подошел к окну и, опершись руками на подоконник, посмотрел во двор.

Жена сосредоточенно следила за мужем, стоя на одном месте и только голову поворачивая в его сторону.

Наконец Вячеслав Витальевич обернулся и Екатерина Илларионовна увидела, что лицо его прямо-таки лучится.

– Что такое? – от неожиданности даже вздрогнув, спросила она.

– Да вот… – пожал плечами Семенов. – Хочу сообщить тебе приятную новость… – Тут он сделал паузу и улыбнулся.

– Какую? – недоверчиво нахмурилась жена.

Вячеслав Витальевич подошел к ней и, кажется, хотел взять ее за руку, но она не проявила встречного желания, а может, просто не заметила двинувшейся в ее сторону ладони мужа, и тогда он сунул руки в карманы и сказал:

– Скоро эти «Розовые сны» станут твоими.

Екатерина Илларионовна часто заморгала:

– Как это?

– Так это! – весело ответил Семенов и, вытащив руки из карманов, заложил их за шею. – Контрольный пакет акций будет переоформлен на тебя.

Обалдевшая госпожа Оболенская хотела что-то сказать, но вдруг вскрикнула и отчаянно махнула рукой. Дотлевший до фильтра окурок, который только что обжег ее палец, шлепнулся к ногам Вячеслава Витальевича. Тот нагнулся, поднял его и аккуратно положил в пепельницу.

– Ну что ты, что ты… – успокаивающе приобнял он жену. – Это же такое хорошее известие, а ты так нервничаешь…

Но тут Екатерина Илларионовна несколько отстранилась от мужа и очень внимательно посмотрела в его глаза, словно выискивая в них какой-то подвох.

– Да что ты, в самом деле? – удивился мэр.

– Нет-нет, ничего… – Екатерина Илларионовна тряхнула головой, отгоняя какие-то не то подозрения, не то черт его знает, что у нее там было в голове. – Все нормально, все нормально…

Вячеслав Витальевич не ожидал такой реакции. Он ожидал от жены бурных восторгов, переспросов: «Нет, ты серьезно?» – воздетых к потолку рук: «О, неужели это правда?» – и всякого такого прочего. А тут: «Все нормально…» Ничего себе – нормально! Да этот развлекательный комплекс миллионы стоит, да такие только в самой Москве и бывают, да что же она – вообще ничего не понимает? Ой, а может, она и правда что-то не так поняла?… И Вячеслав Витальевич полез к жене с разъяснениями:

– Кать, ты послушай. Если у тебя будет контрольный пакет, то ты…

Но разъяснения оказались излишними. Екатерина Илларионовна, окончательно решив что-то для себя, моментально преобразилась и засияла купленной за бешеные деньги у дантиста белозубой улыбкой.

– У меня будет контрольный пакет? – перебила она посерьезневшего было Вячеслава Витальевича. – Да это же просто фантастика!

Семенов вздохнул с облегчением:

– Ну наконец-то…

И тут действительно начались бурные восторги, переспросы: «Нет, ты это вправду или шутишь?» – закатывания глаз и заламывания рук. Екатерина Илларионовна мотала головой, как бы не веря своему счастью, и бросалась на шею мужу, который тоже улыбался во весь рот и тоже сверкал зубами, – правда, три из них были золотые и несколько по-рыночному «азербайджанили» вполне светский облик Вячеслава Витальевича.

И вдруг Екатерина Илларионовна застыла, пораженная внезапной мыслью.

– Погоди-ка… – вытаращилась она на мужа. – Но как же Широков?

– А что – Широков? – Мэр приподнял брови, как будто не понял смысла вопроса, хотя, естественно, прекрасно все понял, и даже больше того – ждал этого вопроса с самого начала.

Екатерина Илларионовна удивилась:

– Как – что? Он же владелец «Розовых снов»!

– И что дальше? – усмехнулся Вячеслав Витальевич, и от этой его усмешки жене стало не по себе.

– Ты… – широко раскрыв глаза, как будто догадавшись о чем-то, медленно проговорила она. – Ты что с ним сделать хочешь?… А?…

Семенов вздохнул. «Вот дурак я… – подумал он. – Не надо было ей сегодня об этом рассказывать. Надо было подождать, когда все документы на нее переведут, и принести ей их. Сказать: так, мол, и так – Широков-то помер на днях, вот какое несчастье, представляешь, ну да ничего не поделаешь, все под Богом ходим, к тому же нет худа без добра – я вот для тебя его акции выкупил».

Но Широков пока еще не «помер», и поэтому говорить об акциях было сейчас преждевременно. Поначалу Вячеслав Витальевич не придал этому значения, до того сильным было его желание сделать жене сюрприз, а теперь вот ему стало ясно – поторопился он, поторопился…

– Так я не поняла, – надвинулась на него супруга. – Ты что собираешься с ним сделать?

Семенов поморщился:

– Да ничего я не собираюсь…

Он захотел отвернуться, но Екатерина Илларионовна схватила его за рукав и с неожиданной силой потянула на себя:

– Отвечай!

– Да отпусти ты! – разозлился Вячеслав Витальевич и оторвал от себя ее руку. – Вообще, что ли, уже…

– Это я – вообще?! – взвизгнула жена. – Это ты – вообще!

Вячеслав Витальевич понял, что назревает крупный скандал. Скандал этот был совершенно не нужен мэру, поэтому он направился к кровати, сел на нее и принялся надевать ботинки:

– Потом поговорим. Сейчас мне нужно отъехать по делам…

Никуда ему было не нужно. Но не оставаться же один на один с разъяренной бабой! Вернее, пока еще она не разъярилась, но Семенов знал, какой бывает Екатерина Илларионовна в кульминационные моменты гнева и как метко она может зашвырнуть в него какое-нибудь подвернувшееся под руку блюдо.

Так что теперь согнутый Вячеслав Витальевич сопя зашнуровывал ботинки и прислушивался к тишине, которая возникла в спальне. Эта тишина воистину казалась ему затишьем перед бурей – Екатерина Илларионовна всегда как бы «обмирала» за минутку до того, как ее эмоции выплескивались самым ужасным для супруга образом. Силы она, что ли, копила или злости набиралась – хрен ее знает. Скорее всего, и силы копила, и злости набиралась, потому что в такие моменты мышцы ее как-то напрягались, а лицо меняло цвет с нежно-розового на такой иссиня-красный, что даже гранатово-вишневая маска по сравнению с ним – тьфу.

Поэтому, когда Вячеслав Витальевич, зашнуровав наконец ботинки, поднялся, он даже не стал смотреть в сторону супруги, а прямиком направился к двери спальни. Он уже открывал ее, когда сзади послышался голос жены:

– Слава…

Семенов остановился. Голос был совершенно не таким, какой он предполагал услышать. Не было в нем ни злости, ни возмущения, ни угрозы. А была какая-то странная боль.