Брендон Брайант, оператор средств обнаружения «Предейтора» с 2007 по 2012 год, рассказывал журналу GQ, что, когда приятели поддразнивали его, называя «диванным солдатом», он отбивался, «прекращая шутки рассказами о сценах, которые развертывались на его мониторах». Он описывал чувства беспомощности, оторванности и бессилия и посттравматический стресс, от которого он страдал после выполнения своих обязанностей. Приятелей, которые посмеивались над его опытом на страничке в Facebook, он спрашивал: «А кто из вас когда-нибудь убивал группу людей, смотрел, как их тела собирают, хоронят, а потом убивал и похоронную команду?»

В результате исследования ВВС, проведенного в 2013 году, обнаружилось, что у членов экипажей БПЛА встречаются те же психические расстройства и в том же объеме – посттравматический стресс, депрессия, тревожный невроз, – что и у летных экипажей на поле боя. Эта схожесть сама по себе удивительна – ведь людей, которые рискуют жизнью в зоне боевых действий, сравнивают с людьми, живущими дома со своими семьями. Исследование Главного контрольно-финансового управления США, проведенное в апреле 2014 года, выявило кадровые проблемы, низкий боевой дух, плохие условия работы, неясные перспективы карьерного роста и нехватку персонала среди пилотов БПЛА, что объяснялось «предрассудками», связанными с беспилотными летательными аппаратами. По словам пилотов, одной из главных причин стресса является недостаточная ясность относительно того, когда они смогут вернуться к своей работе на пилотируемых аппаратах, а также глобальная неопределенность, сопряженная с «боевым дежурством» на базах в пределах Соединенных Штатов. Многие говорили, что предпочли бы отправиться на поле боя на полгода, четко зная, когда закончится это назначение, чем быть приписанными к станции наземного контроля на три года или больше, заступая на вахты шесть дней в неделю. Как сообщало Главное контрольно– финансовое управление, пилоты БПЛА увольняются из военно-воздушных сил в три раза чаще, чем те, кто летает на пилотируемых аппаратах.

ВВС отреагировали на это, указав, что пилоты БПЛА, по правде говоря, не являются лучшими. «Давайте будем честными, – заявил представитель военно-воздушных сил программе ABC News, – люди этого поколения не выросли с мечтой летать на беспилотнике». Это оскорбление со стороны высшего чина ВВС на фоне общепризнанной важности «Предейтора» и его экипажей отражает неуверенность армии в статусе этого нового, технически опосредованного способа ведения войны.

Авторы этой эпитафии – двое пилотов-истребителей, известных своим грубоватым творчеством. Насмешливые слова песни показывают, насколько статус «Предейтора» далек от определенности внутри военно-воздушных сил, и подтверждают, что перспектива стать оператором беспилотника вызывает беспокойство («местом меньше для меня»). Возможно, в песне описан один из тех случаев, когда БПЛА теряли радиосвязь и американским самолетам приходилось сбивать их, чтобы они не нанесли ущерб другим аппаратам. Рассказывали даже о таких пилотах, которые летали с нарисованным на борту своего самолета изображением «Предейтора» как символом воздушной победы, пока командиры не заставляли их убрать эти картинки.

«После того как я перестал смеяться, – рассказывал один пилот F-16 о том, как его попросили сопровождать «Предейтор» в воздухе, – я отказался и продолжил заниматься более важными делами». Его речь изобиловала типичными выражениями, принижающими операторов БПЛА: по его словам, аппараты «становятся модными среди очкастых компьютерных офицеров, сидящих в укрепленных центрах управления». Многие пилоты указывают на то, что воздушная обстановка в Ираке и Афганистане была благоприятной, там не было угрозы нападения вражеских военно-воздушных сил, и утверждают, что БПЛА будут неэффективны в ситуации с наличием противовоздушной обороны, вражеских летательных аппаратов и артиллерии ПВО: «Другими словами, на настоящей войне».

В 2011 году Дэйв Блэр, офицер ВВС, получающий степень доктора философии в области международных отношений, указал на основное противоречие в культуре военно-воздушных сил США в статье, которую напечатали в журнале, посвященном ВВС: «Когда пилотируемый летательный аппарат с двумя запасными двигателями пролетает над зоной боевых действий и при этом никакой реальной угрозы для него не существует, почему мы считаем, что такой сценарий означает "участие в бою", а когда "Предейтор" в ярости выпускает "Хеллфайр" по цели, то это – "боевое обеспечение"?» – спрашивал Блэр.

Блэр вспомнил свой состоявшийся в одном баре спор с пилотом F-22, самого совершенного истребителя военно-воздушных сил, кабина которого напоминает пункт управления «Предейтором». Пилот сказал: «Вести войну посредством видеотелеконференции не очень благородно». Блэр отметил, что «то же самое можно сказать о пуске ракеты на дальность за пределами прямой видимости из истребителя под защитой стелс-технологий [что, собственно, и есть работа пилота F-22]».

В печати Блэр назвал «противоречивые организационные посылы» причиной низкого боевого духа и кадровых проблем в экипажах «Предейтора». Он призвал военно-воздушные силы признать, что экипажи «Предейтора» оказывают значительное влияние на ход боя, хотя и не рискуют своей жизнью, и награждение их боевыми медалями может стать средством повысить их ответственность.

Ответ последовал немедленно, громогласный и приправленный атакой на личность самого Блэра. Его статью называли «в лучшем случае нелепой, а в худшем – оскорбительной». «Есть ли у него самого боевой опыт? – вопрошал один комментатор. – Может, он бы все понял, оказавшись на линии огня?» На самом деле Блэр действительно служил и в качестве пилота вооруженного транспортного самолета воздушной артиллерийской поддержки С-130 «Ганшип», и в качестве пилота «Предейтора» в Ираке и в Афганистане, то есть воевал, как он сам говорил, «и физически, и в телевойне». Критики по-прежнему указывали на особую значимость непосредственного опыта: «Нежничать с их [БПЛА] диспетчерами так, как будто они побывали в бою, просто несправедливо. Нужно испытать это на своей шкуре». «Никоим образом пилот БПЛА, [сидящий] в ящике, – возражал другой оппонент, – не рискует так, как летчик, управляющий пилотируемым аппаратом над вражеской территорией».

Столь же жаркий обмен мнениями, несомненно, бесконечное число раз происходил в ангарах, центрах управления и барах и принудил военно-воздушные силы пересмотреть свое понимание «летного мастерства». Какой должна быть связь между понятиями «летать на самолете» и «выполнять команды»? Каким образом элемент риска определяет профессионализм военного и даже делает легитимным убийство на поле боя? Чем рискуют летчики, которые управляют пилотируемым аппаратом, высоко летящим над полем битвы в необороняемом воздушном пространстве, если не считать маловероятной возможности аварии из-за механической поломки? И, вероятно, самый жесткий вопрос: что офицеры ставят выше – свою преданность профессии авиатора или важность победы в масштабных военных операциях?