– Подолгу – это сколько? Год? Дюжина? Срок человеческой жизни?

– И год, и дюжина, и срок человеческой жизни, – улыбнулся Ирб. – Всякое бывало. Знаешь, Марх, я не искал ни справедливых, ни мудрых – я искал тех, в ком чувствовал силу. Силу, способную направить судьбу Альбы ввысь. Твой отец был одним из них.

– Но теперь ты стал правителем сам.

– Так получилось, – негромко смеется Ирб. – Один из моих потомков умер бездетным. Пришлось явиться к друидам и объяснить, кто я такой и почему желаю наследовать. Согласись, нечасто прадед становится преемником правнука.

– Все эти века ты был некоронованным королем Альбы, – медленно говорит Марх.

– Нет, – машет рукой Ирб. – Там достаточно королей и вождей. Я лишь советовал… не всем и не всегда. Честно говоря, мне нравилась эта жизнь бродяги. Сегодня здесь, завтра – там, если очень надо поторопиться, то срежу путь через Аннуин… и всегда доверять чутью, научиться распознавать в сиюминутных желаниях истину. Если хочется рвануть в Дал Риаду, забыв обо всем, – значит, так и надо. Если хочется назавтра уйти на восток… или в Аннуин, с Рианнон поболтать… ну и так далее.

– Сколько же это всё длится?

– Считай сам. Я родился после, много после гибели Ху Кадарна. А жаль. Говорят, он заботился обо всем Прайдене. Да и сама его гибель в бою с ан-дубно подтверждает это… Я иногда дерзко думаю, что похож на него. Это много больше, чем родство по крови, Марх.

– Я понимаю.

Видно было, что Ирб всеми мыслями уже там, в своем Лотиане. Гвен тоже хотела поскорее отправиться в свое новое королевство.

– Я не хочу отпускать вас, – сказал как-то Марх, – но пусть ваш сын родится там. В горах Шотландии. Как мы с тобой.

– Ты уверен, что это будет сын? Не дочь?

– А ты в этом сомневаешься?

Друзья рассмеялись.

– Как малыш подрастет – жду в гости.

– А ты к нам?

– Нет, Ирб. Ехать через весь Прайден – слишком долго. А путь через Аннуин мне закрыт: Гвин. Так что приедете уже втроем… когда-нибудь.

ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ВЕТВЬ БИТВЫ

На севере рос мальчишка. Обыкновенный… или, во всяком случае, не считающий себя чем-то особенным. Возраст не тот, чтобы задумываться о своей исключительности.

Дни напролет он пропадал в горах, пытаясь помогать пастухам (больше мешал, но как прогонишь такого славного малыша?); он одинаково весело болтал с людьми, с животными и с духами этих гор, не задумываясь о том, что с овцами большинство лотианцев говорить не умеет, а пикси или ниски могут быть очень опасны. Мальчишка, конечно, выучил, что его мать – дочь Рианнон, но кто эта Рианнон – понимал смутно, а почему это имя защищает его от беды – не задумывался вовсе.

Он просто жил – как живут все пятилетние пацаны.

У него были мама и папа. Папа – низкий, смуглый, темноволосый и очень красивый – потому что его тело было разрисовано синими узорами. Мальчишка, тайком, пока никто не видит, макал палец в грязь и рисовал себе такие… ну, почти такие… в общем, похожие. Мама была беленькой. У нее была белая кожа и очень странные волосы. Светлые-светлые. Мама была очень высокой – выше папы, да и большинства пастухов. Говорили, что мама красавица, но по сравнению с папой она была неинтересной: у нее же не было таких замечательных синих рисунков на теле!

Мама и папа жили в башне, очень большой и зимою очень дымной. Каково там летом, мальчишка не знал: как только сходили снега, он удирал в горы. Мама пыталась его удержать, зато отец не возражал. Отец был очень умным, он понимал, что лазать по горам – это гораздо интереснее, чем сидеть в какой-то башне! Отец летом тоже куда-то уезжал, потому что он был этим, как его, королем. Что это такое, мальчишка не очень понимал, но точно знал: через год или через два папа возьмет его с собой. И это будет ух как интересно!

Так и рос Друст, сын Ирба. Облаченный почти весь год только в юбку из кожи оленя, загорелый до почти отцовской смуглоты, веселый и счастливый, как может быть счастлив ребенок, самая большая беда в жизни которого – наступление осени и необходимость вернуться в башню.

Растет парень. Умный, ловкий, самостоятельный. Из лука стреляет уже прилично… для своего возраста. Пора искать ему хорошего учителя меча – луку любой пастух научит, а вот мечу только южанин.

С Мархом поговорить бы об этом. Он присоветует.

Да и вообще – я соскучился по моему Коню. Похвастаться перед ним сыном… пусть скорее находит свою златокудрую суженую, себе такого же парня заведет.

В Лотиане сейчас спокойно, так что почему бы нам и не съездить в гости? Перезимуем.

Надолго отлучаться не следует, и мы срежем путь через приграничье Аннуина. Дорога через весь Прайден займет не больше дня. Ну и, скажем, месяц проведем в Корнуолле. Мой парень не любит скучную лотианскую зиму – вот и побегает по Корнуоллу, там теплее.

Лотиан на зиму можно оставлять спокойно: тут самое страшное, что может случиться, – это буран. Но тогда уж никакой король не поможет.

Ух ты!

Мы едем в гости. К дяде Марху. На юг. Там зимой снег бывает один-два дня, не больше.

Вот здорово! Не то что у нас.

А еще дядя Марх – друг папы и брат мамы. И король. Как папа. И еще что-то… я не запомнил.

Я думал, мы поедем на лошадях. А оказалось всё гораздо интереснее. Мы вышли из башни, и папа повел нас в круг камней. Потом мы все взялись за руки и оказались… а я не знаю, где.

Я никогда тут не был.

Так интересно: небо серое, снега нет совсем, горы незнакомые. Папа говорит, что мы еще сегодня придем к дяде Марху.

Марх так хорошо опахал Корнуолл, что до него мне не добраться. Но он наивно считает себя неуязвимым. Слабость каждого из нас – в тех, кого мы любим.

Ирб со своим щенком даже не счел нужным уйти в Аннуин. Идет по границе миров, свято убежденный в безопасности. Смешно! Вроде он умный… был.

Тебе будет очень больно узнать о гибели друга, сестры и их сына, а, Марх?

Уверен, твое отчаянье будет безмерным. Достойной наградой за мои труды.

Будь они корнуольцами – хоть один из них! – их бы защищала священная борозда. Но они лотианцы. Им не поможет ничто, кроме собственной силы, – да и она не убережет тоже.

Смутно различимые гребни холмов и кромка неба начали смываться, земля стремительно уходила куда-то вниз… Друст еще не понял, что это, еще считал это интересным, а Ирб закричал: