Мономах решил пощадить русских людей. И тех, кто сражался с ним плечом к плечу, и местное население. Объявил Олегу — если его пропустят, он обещает уступить город. Выехал с женой, четырьмя детьми. Половцы толпились вдоль дороги, смотрели с ненавистью, готовые наброситься. Но их страшило само имя князя. Он ехал спокойный, грозный, а рядом — всего сотня дружинников. Сотня, готовая отдать за него жизни, и отдать совсем не дешево. Степняки понимали это. Никто не отважился первым поднять оружие.

Мономах удалился в родной Переяславль. Святополк II считал себя в выигрыше — потенциального соперника можно не бояться. А его окружение спешило урвать свой выигрыш, любимчики великого князя пустились во все тяжкие, обирая народ. Еврейский квартал Киева расцвел еще более пышно, чем при Изяславе. Иудеи находились под особым покровительством государя, «отняли все промыслы у христиан и при Святополке имели великую свободу и власть, через что многие купцы и ремесленники разорились»[92]. Да и сам великий князь не стеснялся в способах наживы. Прежние государи даровали монополию на соляную торговлю Печерскому монастырю. Святополк отнял ее, принялся торговать солью через друзей-откупщиков. Его сын от наложницы Мстислав зверскими пытками замучил до смерти монахов, святых преподобных Феодора и Василия — ему донесли, будто они нашли клад и скрывают[93].

В такой обстановке митрополит Ефрем вообще уехал, доживал век в Переяславле. К Мономаху перебирались многие горожане, воины, бояре. Но и Святополку II пришлось крепко призадуматься. Под властью Всеволода и Мономаха Киевское, Переяславское, Черниговское княжества представляли собой единую систему обороны от степняков, отгоняли и перехватывали их. Теперь этой системы не стало. Сила Мономаха была подорвана, Святославичи были союзниками половцев, а Василько Теребовльский оставался лучшим другом ханов. Вместе с ними повел собственную войну против Польши, захватил несколько городов, расширил княжество, умножил население пленными.

А киевские и переяславские земли половцы совершенно замучили. Причем родство великого князя с Тугорканом от набегов не спасало — тесть на владения Святополка не ходил, но другим ханам не препятствовал. Их активность была в общем-то не случайной. Половцев пытался «приручить» Алексей Комнин, превратить в орудие греческой политики, но у него ничего не получилось. После истребления печенегов степняки презирали византийцев и начали совершать походы на них самих. Зато половцев «приручили» крымские евреи-работорговцы, скупая невольников. Правда, законы Византии запрещали иноверцам торговать христианами, но на такую мелочь всегда закрывали глаза, ведь местные власти были рука об руку повязаны с купцами.

Для кочевников промысел оказался очень выгодным. Приведешь хоть десяток пленных — уже ощутимый навар. Летописец горестно сообщал:

«Города опустели, в селах пылают церкви, дома, житницы и гумна. Жители издыхают под острием меча или трепещут, ожидая смерти. Пленники, заключенные в узы, идут наги и босы в чужую страну, сказывая друг другу со слезами: „Я из такого-то города русского“, „Я из такой-то веси“».

Угнав людей, набарахолив по селам всевозможного добра, половцы как ни в чем не бывало предлагали мириться, и приходилось ублажить их подарками. Но ни с какими обязательствами они не считались. Нападали снова когда хотелось. Одна орда осадила Юрьев. Святополк II вступил в переговоры, заплатил выкуп. Половцы получили его, вернулись к Юрьеву и сожгли город.

А в Переяславль в 1095 г. заявились ханы Итларь и Китан со своими кланами — заключать очередной мир, то бишь вымогать дань. По-наглому расположились рядом с городом, потребовали заложника. К ним поехал сын Мономаха Святослав, а Итларь с отрядом въехал в крепость, их надо было поить и кормить, хан откровенно шантажировал русских: раскошеливайтесь или от вашего княжества камня на камне не останется. Но тут уж возмутились дружинники — сколько можно? Пора бы и проучить хищников. Мономах колебался, все же половцы приехали как гости, с ними обменялись клятвами о безопасности. Но бояре и воины стояли на своем: гости-то незваные, а клятвы уже давались. Ведь ханы их сами нарушили, нагрянув в Переяславль с войском. Князя убедили. Ночью его сына выкрали из половецкого стана, а утром налетели и погромили лагерь, в городе перебили опохмелявшегося Итларя и его свиту. Часть орды под руководством сына Итларя вырвалась, ускакала прочь.

Мономах сразу выслал гонцов к великому князю — писал, что надо немедленно ударить на степняков, пока они не опомнились. Не ждать набегов, а наступать. Сейчас и Святополк согласился с его правотой. Разослал родственникам приказы собирать войско. Давыд и Олег Святославичи пообещали привести своих витязей, но обманули, так и не пришли. К Мономаху прибыл лишь Святополк II с киевской дружиной. Тем не менее, успех был полным. Кочевники в своих степях уже привыкли чувствовать себя в безопасности, вторжения не ожидали. Узнав о появлении русских, спешно скликали отряды, но княжеская панцирная конница раскидывала их один за другим. Стада и тяжелые кибитки, нагруженные скарбом и семьями половцев, не могли спастись от погони. Князья победоносно шли от кочевья к кочевью, вернулись на Русь с гуртами скота, пленных, вывели множество освобожденных соотечественников.

Этот рейд вновь высоко поднял престиж Мономаха. Святополк понял, что с двоюродным братом полезнее все-таки дружить, стал прислушиваться к его советам. А брат доказывал — необходимо объединить Русь, только таким образом получится противостоять врагам. Выдвинул идею, созвать в Киеве съезд всех князей, чтобы сообща, вместе с духовенством и боярами решить все споры, выработать меры для защиты страны. Великий князь согласился с ним.

Однако до единства, хотя бы формального, оказалось очень далеко. Новгородцы сами выпроводили Давыда Смоленского, вновь пригласили на княжение Мстислава Владимировича, а Давыд не угомонился, еще раз попытался захватить Новгород. Сын Итларя со своим воинством устроил на Руси дикую резню, оставил головешки деревень и груды изуродованных мертвых тел, после чего благополучно укрылся в Чернигове. Святополк II и Мономах потребовали, чтобы Олег выдал его или сам прикончил, как бешеную собаку. Но Святославичи смотрели на ситуацию совершенно иначе. Не с точки зрения обороны всей Руси, а сугубо с личной. Зачем им защищать от половцев чужие уделы? А для них самих степняки оставались главной опорой.

Олег Итларевича не выдал и приглашение на съезд отверг. Ответил дерзко и вызывающе, он — самостоятельный князь, и в советах «с попами и смердами» не нуждается. Несколько месяцев с ним пересылались делегациями, уламывали. Наконец, Святополк и Мономах пришли к выводу:

«Ты потому ни на поганых не ходишь, ни на совет к нам, что злоумышляешь против нас и поганым помогаешь — пусть Бог рассудит нас».

Государь отобрал Смоленск у Давыда Святославича, а на Чернигов выступили киевская, переяславская, волынская рати. Самостоятельно решил отличиться юный сын Мономаха Изяслав. Он княжил в пограничном Курске, отправился с отрядом во владения Олега, на Оку, и захватил Муром.

А Олег обнаружил, что даже у черниговцев он потерял всякий авторитет. Половцы, приходившие помогать князю, слишком уж сильно напакостили его подданным. Сражаться за такого властителя у горожан не было ни малейшего желания. Олег забеспокоился, что дело может кончиться плохо для него. Сбежал в Стародуб, где жители еще сохраняли верность Святославичам. Армия двоюродных братьев последовала за ним. Стародубцы встретили их запертыми воротами и стрелами, отразили два приступа. С обеих сторон падали убитыми русские ратники, лилась русская кровь. Но Святополк и Мономах взяли крепость в плотную осаду, через месяц изголодавшиеся горожане поклонились своему князю — сказали, что больше держаться не смогут, пускай мирится или они сдадутся. Олегу ничего не осталось делать, он выехал к родственникам. Выслушал все, что о нем думали, целовал крест прибыть не княжеский съезд, включиться в общерусские дела. Его лишили Чернигова, а распределить уделы наметили на съезде.