Интересующее нас граффити – это схематичное изображение Спикула (оно подписано) с мечом, щитом и в огромном шлеме. Маленькие ручки и ножки из чёрточек устремлены вперёд: агрессивный гладиатор атакует противника. Аптонет лежит на земле, подняв руку с оружием над головой: этот жест означает, что он сдаётся. Следуя римской привычке изображать павшего героя опирающимся на руку, то есть сохранившим силу и честь (взгляните, например, на знаменитую статую умирающего галла), неизвестный художник заставил схематичного Аптонета опереться на маленькую ручку-чёрточку. Вообще, для рисунка, нацарапанного на штукатурке, это впечатляющая работа. Одного изображения достаточно, чтобы понять, что Спикул одержал победу в поединке, а его соперник просил о пощаде. Но аноним, стоявший примерно в 60 году н. э. у дома на помпейской Виа делла Фортуна, чуть ли не за километр от амфитеатра, где произошла битва, задержался ещё ненадолго, чтобы написать всего восемь латинских слов (три из них – в сокращённом виде) и тем самым сообщить нам ещё больше сведений. Надпись гласит: «Спикул из школы Нерона, новичок, победил; Аптонет, свободный человек, шестнадцатикратный победитель, погиб»[157]. Эти слова в сочетании с картинкой доносят до нас всю необходимую информацию о битве. Спикул упорно сражался с чемпионом и одолел его. Он повалил Аптонета на землю и вынудил его просить о пощаде. Битва прекратилась, и взоры обоих гладиаторов обратились к организатору игр, которому предстояло решить исход поединка. Толпа, разумеется, шумела. Глядя на рисунок, можно подумать, что зрители поддержали нового чемпиона, выскочку Спикула. Впрочем, может быть, наше граффити – дань уважения павшему герою, и толпу привела в восторг его мужественная, молчаливая готовность принять возможную смерть. Мы не знаем, что чувствовали два человека, застывшие на месте совсем рядом с судьёй. Их обоих готовили к этому моменту. Гладиаторов дисциплинировали, как военных: от них требовали корректно вести себя на арене. Раз за разом, день за днём они тренировались падать и ждать смерти, как полагается, и заносить руку и наносить смертельный удар, как полагается. Побеждённый должен был подставить шею и не двигаться, ему следовало смириться с судьбой, демонстрировать бесстрастие и спокойное достоинство. Победитель тоже должен был выглядеть достойно, готовясь пронзить глотку противника быстрым, резким движением. Смерть должна была быть простой и мгновенной, но трудно представить себе, что ощущали гладиаторы, пока толпа неистовствовала, а организатор медлил, держа зрителей в напряжении, прежде чем, наконец, вынести решение при помощи пальца (или как-то ещё). В тот день организатор не был склонен проявлять милосердие. Толпа увидела настоящую победу. Спикул вонзил свой меч в тело соперника. Вчерашний новичок стал чемпионом.

Я хочу прояснить, на что это на самом деле было похоже. Гладий – это страшное оружие. Я провела слишком много времени на YouTube, наблюдая за мужчинами, кромсающими мясные обрезки современными копиями гладиев. Эти мечи рассекают плоть, как мягкое масло. Когда гладиатор вонзал гладий в глотку соперника, в этом не было ничего зрелищного. Зрелище возобновлялось, когда он его вынимал. Густая кровь, попадающая в вашу маленькую шею по сантиметровой артерии, находится под огромным давлением. Сердцу приходится противостоять неумолимой гравитации, чтобы доставить кровь наверх, в ваш мягкий и ненасытный мозг, а затем выкачать её обратно. И когда это давление резко падает – например, из-за того, что кто-то вонзил вам в сонную артерию меч – кровь брызжет, словно шампанское, если открыть его, хорошенько встряхнув бутылку. Если речь об атлете с мощным сердцем и участившимся от волнения пульсом, первая струя крови может достичь двухметровой высоты. Брызги крови над головами победоносного гладиатора, судьи и зрителей – ошеломляющее и поистине эффектное зрелище. Даже я, при всём моём отвращении к убийству людей на арене, понимаю, что смотрела бы на это, вытаращив глаза и разинув рот, и какая-то часть меня думала бы, что это круто. Я спрашивала врачей и военных, и все они подчёркивали, что из раны на шее Аптонета должно было вырваться наружу огромное количество крови. Много, до ужаса много крови. Спикул и стоявший рядом с ним судья наверняка промокли насквозь. На арене образовались кровавые лужи. «Чистым» убийством это назвать нельзя. Римляне не просто так питали слабость к подобным кровавым развлечениям: выглядело это действительно потрясающе. Проигравшему, разумеется, было не очень весело. Вопреки расчётам римлян, удар мечом в глотку не всегда приводил к мгновенной смерти жертвы. Зачастую человек сразу терял сознание, но в рассечённой трахее воздух мог дребезжать и булькать до двух минут. Но из-за шумного ликования этих звуков, конечно, никто не слышал.

Трудно представить себе более умышленное убийство. Это убийство, совершённое на специально подготовленной для этого арене человеком, которого учили убивать и умирать на потеху публики. Но кто здесь настоящий убийца? Меч в руках Спикула, но Спикул – порабощённый человек. Он оказался на арене не по своей воле; его согласия никто не спрашивал. Он не мог отказаться убивать Аптонета. Решение принимал не Спикул, а организатор игр, имени которого мы никогда не узнаем. Он поднял или опустил палец – или сделал что-то другое – и заставил Спикула совершить убийство[158]. Может быть, настоящий убийца – он, а Спикул – всего лишь его оружие? Сам организатор отверг бы это предположение по двум причинам: во-первых, он заявил бы, что исполнил волю толпы. Он бы сказал, что толпа решает, отпустить проигравшего и позволить ему побороться в другой раз или вынудить его испустить последний вздох на арене. Если бы мы нажали на него посильнее или если оказалось бы, что он склонен к самоанализу, организатор мог бы добавить, что произошедшее в тот день зависело не от него, а от судьбы. Непостижимые божественные силы сообщили о своей воле с помощью знаков: криков толпы, или, может быть, птицы, пролетевшей над ареной, или даже чувства, посетившего самого организатора и заставившего его совершить то, чему суждено было совершиться; он и не мог поступить иначе. В таком случае сам организатор был всего лишь орудием богов, которых, с точки зрения римлянина, существовало бесчисленное множество, Спикул – оружием, а толпа – инструментом, с помощью которого боги объявляли о своём решении. Убийство Аптонета было тщательно организовано – но ни один человек не был в нём виноват, потому что решали не люди, а боги. Они решили, что Спикул будет стоять над Аптонетом, молчаливо принимающим смерть – и тем самым умоляющим сохранить ему жизнь; что организатор повернёт свой палец так, а не иначе, повинуясь сверхъестественным силам, пронизывающим мироздание. Кстати, именно по этой причине римляне презирали гладиаторов, не выдерживавших напряжённости момента между жизнью и смертью и открыто моливших о пощаде. Гладиаторов учили смиряться с судьбой, они должны были вести себя стоически и не позволять себе эмоциональной реакции. У рыдающего и выпрашивающего помилование гладиатора было гораздо меньше шансов избежать смерти от меча, чем у мужчины, который вёл себя как полагается и казался достойным спасения, потому что, молча подставив шею под удар, демонстрировал покорность воле богов. Он не пытался убежать от судьбы, бороться с высшими силами; он признавал, что его жизнь, как и жизни всех остальных людей, находится в руках божеств. Чтобы гладиатору позволили и дальше дышать, он должен был делать вид, что выживание его совершенно не заботило, а это само по себе – психологическая пытка.