Сознание Отто уже начало становиться таким же мутным, как бугская вода, но в этот момент он ощутил, как его резко потащило наверх. Чья-то спасительная рука, держа его за шиворот, извлекла Хагена на поверхность.

— Хватайся, хватайся за плот!.. — кричали ему в лицо, а он все втягивал в себя драгоценный воздух и все никак не мог надышаться. Кое-как уцепившись за какие-то деревяшки, отплевываясь и отфыркиваясь, он наконец огляделся вокруг. Солдат, который только что спас ему жизнь, уже забыл о нем. Он, как и другие, находившиеся на залитом водой дощатом куске понтона, отстреливались от русских, которые вели прицельный огонь с берега.

Отто попытался влезть на плот, но с первой попытки у него не получилось. Он чуть не выпустил из рук бревно, за которое держался. Борьба с водой отняла у него слишком много сил. Теперь самое лучшее — это просто как можно дольше удерживаться возле плота. В конце концов, вода была не холодная, и еще неясно было, где безопаснее находиться — в воде или на плоту.

Пули свистели повсюду, вонзались в доски, откалывая щепки, шлепали в воду. Вот того солдата — спасителя Отто — ранило в руку. Он обессиленно опустился на доски, не в состоянии держать одной рукой свою винтовку. Тут его и настигла вторая пуля, скорее всего пулеметная. Попав в голову, она толкнула все тело назад, как будто несчастному нанесли апперкот в нижнюю челюсть. Отлетев, он упал в воду, обдав Отто брызгами. Спасать его не было ни сил, ни возможности. Да просто не было и надобности.

Здесь Хаген, цепляясь за стыки бревен, выкарабкался из воды. Винтовка убитого валялась у самого края плота, грозя вот-вот соскользнуть в стремительные темные воды. Течение было очень быстрое и несло их мимо города в сторону леса, обратно к страшному левому берегу. Отто сделал несколько выстрелов по группе врага, появившейся на берегу. Надо было что-то предпринимать. Их сносило прямо в руки к русским.

— Выламывайте доски! Скорее!.. — закричал Отто, закинув винтовку за спину. — Используем их вместо весел!

На плоту находилось человек пять на ногах и тяжелые раненые в простой деревенской телеге, в которую была запряжена лошадь. Животное пугали эти крики и стоны раненых, она шарахалась при каждом выстреле, раскачивая плот и угрожая перевернуть его, отправив всех ко дну.

Хаген, подавая пример, первым схватился за длинную сосновую доску, кантовавшую борта понтона. Она была прибита накрепко, добротно. Парни из инженерно-саперного батальона постарались на славу, будь они неладны. Вот еще несколько рук ухватились за ту же доску.

— Раз… два… три!.. — задавал Хаген ритм оттяжки. Сообща они вырвали доску с мясом. Кто-то даже не удержался на ногах, поскользнувшись на мокрых бревнах. Не обращая внимания на торчащие гвозди, доску тут же сапогами разломали напополам, и двое добровольных гребцов принялись судорожно работать обломками на манер весел.

Остальные трое уже вытягивали из последних сил следующую доску. Плот понемногу стал править к спасительному правому берегу.

— Быстрее, быстрее, гребем… — приговаривал Отто, черпая своим веслом-доской. Русские подтащили к реке легкие минометы и принялись обстреливать и тех, кто еще находился на воде, и противоположный берег. В основном они были заняты переправой через Буг напротив Сокаля. На правом берегу скопилось много солдат и раненых из гарнизона, они никак не могли покинуть опасный участок и выйти из-под обстрела.

Впрочем, русские не намеревались действовать на расстоянии, довольствуясь достигнутыми успехами. Отто увидел, как сразу несколько лодок загружаются врагом и спешно отчаливают от левого берега. Значит, русские с ходу решили форсировать Западный Буг, чтобы захватить плацдарм или, может быть, на кураже взять штурмом Кристинополь.

Бревна плота причалили к правому берегу. Кто-то из солдат, не дожидаясь, пока плот уткнется в пологий песок, прыгнул в воду, намереваясь тут же бежать.

— Куда?! — закричал Отто. Они будто не слышали, и только выстрел, сделанный Хагеном в воздух, заставил их обернуться.

— А раненые? Мы перенесем раненых… — не терпящим возражений голосом сказал Хаген. — И лошадь… Быстро…

Трое, первыми выскочившие на берег, переглянулись. У одного потянулась рука с винтовкой.

— Не вздумай… Я тебе башку раскрою… — спокойно, но с холодной ненавистью произнес Хаген. Эти парни были не из их роты, судя по новенькой форме — из какой-то тыловой службы гарнизона. Хаген почувствовал, что животный страх, который сейчас всецело владел ими и руководил их действиями, расслышал и принял его слова. Не дожидаясь их реакции, он по-деловому приказал двоим оставшимся на плоту, возле телеги:

— А ну, парни, берем аккуратно, по одному…

Он повернулся к тем, кто хотел удрать. Все трое послушно замерли у воды.

— Вы, на берегу, принимайте… И поживее. Постели брезент. Выше, за кустом… Складывайте их аккуратно…

— Вы двое. А ты беги искать подмогу. Скажи, у нас раненые. Тяжелые. Нужны санитары. Понял?

Щуплый солдат, с растерянным, будто заспанным лицом, исполнительно кивнул и бросился вверх по песчаному берегу. Его вдруг проснувшееся лицо, стряхнувшее страх, подсказало Отто, что он во что бы то ни стало подмогу найдет.

Они полностью разгрузили подводу, переместив на берег шестерых раненых. Двое были совсем плохи. У одного была оторвана нога выше колена. Обрубок ноги лежал тут же рядом, возле своего владельца, теперь уже бывшего. Непонятно, кто и зачем ее тут положил. Раненый без ноги был без сознания и молчал.

Второй, наоборот, все время говорил и кричал, что не хочет умирать, что дома его ждут жена и трое детей, что он хочет хотя бы разок глянуть на своего младшего. У него был разворочен живот. Когда его поднимали, кровь пошла у него ртом и выступила на руках, которыми он прижимал рану.

Остальные трое держались получше. Один, с перебитой пулей голенью, даже попытался перебраться на берег сам. Спрыгнув здоровой ногой сначала на плот, он уже хотел лезть в воду. Но Отто заставил его отказаться от этой затеи. Речная вода, попав в рану, могла вызвать заражение. Как выяснилось, раненый — командир гарнизонного отделения минометчиков, звали его Эберхарт. Солдат лет сорока, с лицом, которое без всяких слов говорило, что он хорошенько поварился в котле войны. Глядя на его лицо, почему-то становилось сразу понятно, что этот солдат сумеет перетерпеть любую боль и от него ни при каких обстоятельствах не услышать хотя бы тихого стона или жалобы. Он все время ругался и не мог успокоиться от того, что они оставили Сокаль.

— Будь они трижды прокляты, эти чертовы интендантские службы! Вместо того чтобы уделять время боевой подготовке, наш комендант только и делал, что занимался вопросами обеспечения. Черт возьми, своего собственного. Русские выбили нас из города, как слепых щенков…