– Вот это правильно, – сказал Игорь. – Сиди, не дергайся.

Клёпа, вытянув шею, посмотрел в окно. Его подчиненные бегали по обочине, тормозя машину за машиной, и в сторону здания поста не смотрели.

– Пришла на меня оперативка? – спросил Игорь, присаживаясь в углу на корточки.

Клёпа заерзал на стуле и принялся теребить разложенные на столе бумаги.

– Да не дергайся ты! – усмехнулся Игорь. – Пришла, верно?

– Ты объявлен во всероссийский розыск… – выдавил маленький старлей. – Ты и еще один крендель с нерусской фамилией.

– Это нас ловят? – Игорь ткнул пальцем за окно. Клёпа кивнул и нервно забарабанил пальцами по столу.

– Значит, так, – сказал Игорь. – Земляк, ты все еще хочешь стать капитаном?

Клёпа осторожно усмехнулся. Из-за пристрастия к алкоголю ему тормозили очередное звание уже второй год.

– Тогда слушай внимательно и сам решай. Я сижу перед тобой, и ты, конечно, можешь попробовать меня задержать. Шансов мало, но все-таки… Тебе объявят благодарность в приказе. Скорее всего посмертно. Это вариант номер раз. – Игорь замолчал и хитро прищурился.

– А вариант номер два? – Клёпа уже взял себя в руки, перестал дергаться и не менее хитро прищурился в ответ.

– Ну, я уже выяснил что хотел. Сейчас повернусь и уйду. Минут через десять ты очнешься, поднимешь тревогу…

– Это не конструктивный разговор, – насупился Клёпа разочарованно.

– А вариант номер три, обоюдовыгодный, тебе не интересен?

– Очень интересен! – резко оживился Клёпа. Он снова вытянул шею и глянул за окно.

– Вариант такой, – сказал Игорь. – Заваруха со мной кончится через сутки-двое. Оперативку эту дурацкую отзовут, и я опять буду персона грата. Как будто ничего и не было. Но если ты мне сейчас чуть-чуть поможешь, самую малость… звание гарантирую. В течение месяца.

Клёпа опустил глаза. Он с Игорем вырос в одном дворе. А там знали, что Боец слов на ветер не бросает. Пообещал убить – как минимум попытается.

– Твое слово – золото, – сказал он задумчиво.

– Мое слово дороже золота. А моя машина в ста метрах отсюда. Сделай так, чтобы я тихо прошел на Горку. Век не забуду.

Клёпа сунул в рот большой палец левой руки и принялся грызть ноготь. Правую он положил на клавиши своего терминала.

– Думай быстрее, – посоветовал Игорь. – Ты учти, я хотя и в розыске, но у меня сейчас права, как у Джеймса Бонда. Лицензия на убийство. Если сюда полезет кто-нибудь из твоих гавриков, я буду стрелять.

Клёпа тяжело вздохнул и развернул к Игорю монитор.

– Сюда гляди, – сказал он. – Тоже мне… Шон Коннери.

На мониторе была карта подведомственного Клёпе района. И на ней, кроме стационарных постов, Игорь увидел еще с десяток ярких точек.

– Засады? – спросил он.

– Запоминай, – кивнул Клёпа. – Перемещать я их не буду, они и так хорошо стоят.

– Это точно. Перекрыл ты мне кислород. А еще друг детства называется… Ладно, запомнил. А я вот здесь.

– Понял. Ну что ж… Тогда вот этой группе, – Клёпа ткнул пальцем в монитор, – я сделаю ложную тревогу. И сдвину ее вот сюда – смотри – ровно на пять минут. Значит, у тебя будет окно с… – старший лейтенант посмотрел на часы, – …с семнадцати двадцати одной по семнадцать двадцать три. Успеешь?

– В самый раз.

– Опоздаешь на минуту, ничего не гарантирую. Понял? Что у тебя за машина? Хотя нет, мне этого лучше не знать. Ну, доволен?

– Ты умница, старик.

– Долг платежом красен.

– За мной не заржавеет.

– Ладно, двигай. Только не засветись. Если тебя сейчас заметят…

– Все под контролем, – заверил его Игорь, хлопнул по плечу и исчез.

Маленький старлей поднял глаза к потолку и прошептал под нос молитву. Потом бросил взгляд на бесшумно закрывшуюся за Игорем дверь и хмыкнул.

– Джеймс Бонд, агент ноль-ноль-семь! – сказал он с выражением. – Лицензия на убийство! Что ему вколола эта русская? Яд кураре! Лучшие снайперы КГБ – женщины! Здравствуйте, Джеймс, я генерал Гоголь! Генерал Пушкин рассказывал мне о вас! Тьфу!

* * *

– Порядок! – сказал Игорь, усаживаясь за руль. – Поздравляю, братишка, мы с тобой во всероссийском розыске. Стартуем через пять минут. Нас пропустят.

Вестгейт посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Ты их… – еле выдавил он. – Ты их всех…

– Я договорился, – рассмеялся Игорь. – Я просто договорился.

Вестгейт так вытаращил свои огромные глазищи, что Игорь за него испугался.

– Тихо, тихо, – попросил он. – Не падай в обморок. Тебе уже сто раз говорили, что это не Лондон. Это Москва.

Вестгейт шумно выдохнул.

– Я даже спрашивать не буду, как ты это сделал, – пробормотал он.

– Потом расскажу. Когда все кончится.

– Да, это не Лондон. – Вестгейт потянул из кобуры пистолет. – У тебя есть нормальные иглы?

Игорь посмотрел на брата и закусил губу.

– Это твое последнее слово? – спросил он.

– Я очень тебя прошу. Пожалуйста.

Игорь отвернулся и расстегнул свой рюкзак, лежащий на заднем сиденье. Он вытащил оттуда три обоймы с желтой меткой на боковине, отдал их Вестгейту и принял у него три красных.

– Вот из этой я стрелял… Десять-пятнадцать выстрелов примерно.

– Понял. А ты и не заметил, что на них метка красная? – усмехнулся Игорь. – Вот что значит отсутствие практики.

– Век бы мне такой практики не видать, – пробурчал Вестгейт, заряжая оружие.

– Согласен. – Игорь, покопавшись в рюкзаке, достал перевязь с плечевой кобурой и торчащей из нее рукояткой. Откинув сиденье, он сбросил куртку и, неловко изогнувшись, влез в перевязь.

– Это что? – поинтересовался Вестгейт.

– Моя гордость, – скривился Игорь. – Оцени. – Он достал из кобуры и протянул Вестгейту большой девятимиллиметровый пистолет. Зализанные очертания и серо-мышиный пластмассовый цвет делали его похожим на игрушку. В рукоятку была врезана золотистая пластинка. Вестгейт присмотрелся и прочел: «Бойко И.И. с благодарностью от ФКС».

– Это за гремлинов, – непонятно объяснил Игорь, натягивая куртку. – Понимаешь, мне ведь не положено по штату участвовать в боевых операциях. Но, видимо, судьба такая – как выберусь в поле, тут же меня пытаются убить. А поскольку рисковать я не обязан, то со мной и расчет особый. Ладно, давай. – Он сунул пистолет в кобуру. – Понеслись.

Машина выехала из кустов, вскарабкалась на насыпь и, плавно набирая скорость, покатилась по асфальту. И тогда Вестгейт, о чем-то глубоко задумавшийся, вдруг сказал: