***

— Как он? — Луне к вечеру значительно полегчало. Даже шум в голове сменил тон, стал более мягким.

— Жив, но еще спит. А к тебе Ветер заглядывал, — Светица улыбнулась, заметив, как дрогнули ресницы царевны. — Потребовал… именно потребовал, чтобы тебя привели в порядок.

— А что со мной не так? — всполошилась царевна, поднеся руку к голове. Волосы вроде на месте и заплетены пусть не туго, но в косицу.

— Все так. Просто… — целительница помялась, — от удара лбом у тебя кровь к глазам прилила и мешками под ними повисла.

Пальцы царевны метнулись к лицу.

— Сейчас их нет, а тогда… некогда мне было твоей красотой заниматься, Лоза от боли маялся.

— И Ветер меня такую видел? — ужаснулась Луна и тут же укорила себя — не о том спрашивать надо. — Можно я Лозу навещу?

— Отчего бы не подняться и к спасителю не пойти? Только… — воодушевленная намерением Луна отбросила одеяло, но Светица ее придержала, — только с Лозой не все ладно. Ты уж вида не показывай…

Загадки еще больше взбудоражили, поэтому царевна отмахнулась от помощи. Набросила большой плат на нижнюю рубашку и даже не покрыв голову (больной все можно), кинулась в соседнюю комнату.

Едва сдержала крик, когда увидела Лозу. Благо он спал и не заметил, как Луна руками зажала себе рот.

Лицо некогда красивого парня было уродливым: огромный нос, истончившиеся в нитку губы, густых бровей как не бывало, и только волосы, по-прежнему остававшиеся чудесными, давали угадать в чудище Лозу.

— Что с ним?

— Ворожба на некрасивость. Наконечник стрелы так заговорили. И царапины было бы достаточно.

— Так это в меня целились? — поняла, наконец, царевна. Светица лишь кивнула. — Что же за люди такие? И где я им дорогу перешла?

— Вторая стрела, можно сказать, пустячная. Красивыми или некрасивыми — всяко жить можно, — монахиня поправила одеяло, которое слезло с плеча Лозы. — А вот первая… первая неминуемую смерть несла. Охранник, что ее из стены тянул, поранившись, на месте рухнул. Провинившихся воспитанниц в разных комнатах заперли, чтобы те не сговорились, как выгородить друг друга или утаить третьего, кто приготовил тебе мгновенную смерть. А они упорствуют, притворяются несведущими. Но не держат у нас столь смертельного яда! Даруня его внимательно изучила: принесенный извне он. А вот кто и как им его передал, выяснить еще предстоит.

— И как же вы выясните, если Стрела с Осокой упорствуют?

— Одна уже созналась, что они о Кольце Жизни ведали, которое с руки Ветра на твою перекочевало, поэтому в шутку ворожбу на некрасивость сотворили. Убить такая стрела не убила бы, а лицо до неузнаваемости изменила бы.

— Откуда? Я кольцо на вид не выставляла…

— Думаешь, ты одна здесь, кто древние артефакты на раз распознать может?

— За что они со мной так? Изувечить, убить?

— Эх, деточка, сильно ты кому-то дорогу перешла. И даже не этим глупышкам. Стрела говорит, что о смертельном яде вовсе не догадывалась. И за подругу тоже клянется, а Осока молчит, словно в рот воды набрала, лишь бросается на людей как дикий зверь. Она вообще странной оказалась. Настоятельница внимательно записи ее появления в монастыре изучила, и тогда только выяснилось, что Осока сама к нам напросилась. Если остальных воспитанников Сагдай, Добря или Мякиня отыскали, то эта девица обманом прибилась. И дара-то особого в ней нет, умеет лишь простые заговоры плести, которые особого вреда здоровью не несут. То косу после мытья не расчесать и ее приходится резать, то в шаге человек путаться начинает, словно пьяный. Или может приворожить парня, но, как видишь, ненадолго. Баловство одно, а не умение.

— А у Лозы скоро все с лица сойдет?

— Кто знает, что они сообща намутили? Нам бы о яде прежде всего выспросить. Ну ничего, как только Камень Правды в монастырь вернется, Сагдай быстро всем языки развяжет, — поймав непонимающий взгляд Луны, Светица пояснила: — Камень Добря с собой взяла, он ей для одного важного дела понадобился. Дня через четыре вернется.

Дверь в комнату распахнулась и через порог шагнула Искра. Румяная с мороза, красивая, хоть и укутана была чуть ли не до самых глаз серым, делающим любую женщину безликой, платком. Тем чуднее в ее руках смотрелся букет цветов. Луна тут же вспомнила розу, которую Змей принес на могилу друзей.

— Вот, пусть порадуется. Красота завсегда выздоровлению способствует, — певуче произнесла Искра, и ее полные губы сложились в улыбку. На щеках заиграли ямочки. И в этот момент Луна засомневалась, о какой красоте говорит девушка: о своей или о цветах.

Появившийся следом Ветер смутил. Царевна плотнее запахнула плат и попыталась проскользнуть мимо него, но старший воспитанник задержал: поднял за подбородок ее лицо, нисколько не смущаясь, внимательно оглядел.

— Вот так-то лучше, — одобрительно кивнул он. Отпустив, обратился к Светице: — Когда Луна выздоровеет? А то мы никак с ней делом заняться не можем. То одно, то другое.

Что за дело, царевна уточнять не стала, хотя слова с языка чуть не сорвались — слишком много людей вокруг.

— Завтра утром и забирай. Для дела, — уточнила улыбающаяся Светица. — А вот Лозу еще на денек задержу.

— Я за ним пригляжу, — успокоила всех Искра. Ветер, только сейчас заметив ее присутствие, ненадолго, совсем на чуть-чуть, задержал на ней взгляд, а сердце Луны стукнуло с перебоем.

«Мне-то какое дело до их переглядок?» — укорила она себя и, чтобы скрыть раздражение, торопливо скользнула за дверь.

Ночью чудилось ей, что в соседней комнате кто-то топчется. Явственно скрипнуло окно, и что-то тяжелое упало по ту сторону в снег.

Посомневавшись, измаявшись отсутствием сна, царевна не удержалась — на цыпочках пробралась к двери Лозы, через щелку глянула в сторону кровати. Свеча осветила некрасивое лицо юноши и прилипшие ко лбу волосы. Лоза зашевелился, повернулся на другой бок, а Луна так же тихо вернулась в свою комнату.

Утром, расчесывая волосы, Луна смотрела на прыгающих по ветвям воробьев. А когда услышала, как пернатые ссорятся под самым окном, подошла ближе. В снегу, почти утонув в нем, лежал букет цветов. Лоза выкинул его, даже не вытащив из горшка.

«Не любит, должно быть, — царевна перебрала в памяти все видения, посланные ей бахриманом, но не вспомнила ни одного, где бы он показывал цветы. — Или пахли чересчур навязчиво, потому и выбросил».

— Ну, ты готова?

Ветер был нетерпелив. А Луна залюбовалась им. Таким взволнованным, таким красивым, таким… родным, что ли?

«И с чего вдруг нашло?»

Но судьба вновь не позволила наведаться в библиотеку. Стоило выйти из лекарской, как они напоролись на взбудораженного Сагдая.

— Где Светица?