— Да нет, — успокоил Максим. — Есть еще лыжня. В лес и дальше — через озеро.

— А если они по этой лыжне…

— Ладно, хватит болтать! Поехали!

Тихомиров порадовался, похвалил себя за то, что догадался прихватить еще одну пару лыж — теперь пригодились.

Бегающие лучи фонариков выхватывали из темноты лыжню. Хлестали по лицам ветки.

— Ну, дай-то, Господи! — на ходу крестился Григорий Петрович. — Все складывается — уйдем. До утра они электричество не наладят.

— А куда мы бежим-то? — вдогонку Максиму закричала Олеся.

— К озеру! — оглянувшись, отозвался молодой человек. — А потом дальше, в Калиновку. Там — свои.

— Свои…

— Не бойся! Нам бы только туда дойти.

— Вот и я о том же…

А позади беглецов уже кричала погоня, уже лаяли псы. Собаки! Вот это было сейчас, пожалуй, хуже всего…

Услыхав быстро приближающийся лай, Петрович обернулся и, вскинув ружье, полоснул дробью.

Взвизгнув, одна из собак заскулила, однако вторая, нагнав, впилась инженеру в руку, хорошо хоть ватник не прокусила.

Тихомиров бросился на выручку, посветил фонариком, ударив пса прикладом по голове. Жалко, конечно, животное, да что уж поделаешь?

Пока возились, погоня приблизилась на полсотни шагов — быстро пришли в себя, сволочи! Фонари прихватили, ружья… Оп! Выстрелили! Просвистела над головой дробь.

Черт! Макс снова пожалел, что не убил тогда Жердяя. Многих сложностей удалось бы избежать… Включая эту погоню…

Бабах!!!

И снова дробь. И снова — над головой. Или это так показалось?

— Быстрее, быстрей! — оглядываясь на отставшего Петровича, нервничал Макс.

— Бегите! — Инженер махнул рукой. — Бегите, я догоню.

Тихомиров прибавил шагу, быстро нагнав бегущую впереди девушку. Впрочем, «бегущую» — трудно сказать. Она просто шла, быстро переставляя лыжи и подсвечивая фонариком лыжню…

И вдруг резко остановилась — Максим едва не врезался.

— Что? Что такое?

— Смотри! Вон там, впереди, на озере…

А впереди весело сверкали фонарики! И слышались чьи-то уверенные голоса. И злорадный смех…

Черт! Окружили! Оказались хитрее… Значит, имелась на озере Светлом и запасная лыжня!

Выход один — прятаться по кустам, за деревьями, а там, если Бог поможет, уйти — собак-то у этих чертей, похоже, не осталось. Хотя никто не мешает им привести из деревни новых. И тем не менее…

Максим скользнул по кустам фонариком — и на снегу словно бы взорвалась радуга! Синие, голубые, изумрудно-зеленые, палевые, карминно-красные цветы, цветики-семицветики.

— Туда! — не раздумывая, выкрикнул Тихомиров. — Только лыжи снимите…

Все трое бросились на поляну, снег вдруг исчез, под ногами путались папоротники и жухлая трава… А потом снова появился снежок, лыжня…

Только погони уже никакой не было. А на востоке занималась заря, небо было темно-голубым, но постепенно наливалось светлой лазурью.

— Кажется, отстали… — Прислушавшись, Петрович нацепил лыжи. — Поехали!

Максим, конечно, не торопился бы… Он был уверен процентов на пятьдесят, что погони сейчас и вовсе не будет, что она осталась там, в том мире, мире кокона и желтой туманной мглы.

Однако существовали и другие пятьдесят процентов. Пятьдесят процентов вероятности того, что погоня затаилась или чуть-чуть поотстала, но вот-вот нагонит… Тем более — стало светать, и можно было ждать прицельных выстрелов.

Инженер осмотрелся:

— Вон там пройдем — распадком.

Так, как он сказал, и двинулись, время от времени останавливаясь и оглядываясь в ожидании близкой погони.

Минут через пятнадцать лыжня вывела беглецов на шоссе, которое пересекли с ходу…

— А дорожка-то — чищенная! — Обернувшись, шедший в середине Максим подмигнул Петровичу. — И небо — голубое. И солнышко вроде будет…

— Все ж таки дойдем до Калиновки, — понятливо кивнул инженер. — А там посмотрим. Хотя бы согреемся — и то хорошо. Тем более тут совсем ничего осталось.

Действительно, до деревни добрались быстро — минут за двадцать как раз и вышли почти к самому клубу. Стояло раннее утро, из труб поднимались к небу столбы дыма. Вот где-то затрещал пусковой двигатель трактора, вот завелся и основной, а вот показался и трактор — ярко-оранжевый ДТ-75. Проревев, словно танк, трактор лязгнул гусеницами и, хищно поводив носом, лихими зигзагами устремился к околице. В кабине сидели сразу трое! И как только уместились-то?

Какая-то женщина — уборщица или истопник — спустившись с клубного крыльца с деревянной лопатой, посмотрела вслед трактору, осуждающе покачала головой и сплюнула:

— От паразиты! С утра уже!

— Чевой ты, Акимовна?

Из-за угла вышла другая женщина, тоже лет пятидесяти, в ватнике, валенках и в цветастом платке. В руках она держала большую плетеную корзину.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровалась Олеся. И схватила себя за плечи — озябла в свитерке-то! Хоть Макс и отдал ей куртку, но все же… — Здравствуйте, говорю, женщины!

Ноль внимания. Тихомиров понимающе переглянулся с Петровичем и облегченно вздохнул: ушли!

— Я говорю, ты что же, Акимовна, с утра разоряесси?

— Дак эти-то, паразиты, Иваничев с Мишкой, да с Колькою… Третий день жрут, паразитины, все мало! В сельмаге всю водку выжрали, эвон, к Тимошихе за самогонкой поехали.

— А-а-а! А я-то гадаю-думаю: чего тут трактор-то выл? Дак это они?

— Они, они. К Тимошихе поехали, паразиты! День тракториста, говорят…

— Так он осенью ишо был…

— У них почти кажной день — день тракториста!

Подмигнув на этот раз Олесе, Тихомиров вразвалочку подошел к одной из женщин и поводил перед ее глазами руками.

Никакого эффекта! Обе подружки как ругали промеж собой мужичков, так и продолжали ругать, не обращая ровно никакого внимания на Макса и, уж тем более, на стоявших поодаль Петровича и Олесю.

— Эт-то что? — хлопала глазами девушка. — Это что такое-то? Это что же — они нас не слышат? Глухие что ли?

— Нет, ма шери, — светски улыбнулся Максим. — Просто они, видишь ли, в ином измерении живут. Году в семьдесят пятом или что-то около, верно, Григорий Петрович?

— Судя по афише, все именно так и есть! — Инженер ностальгически щурился. — Я тоже поначалу не верил, Олесенька.

— По афише…

Девушка обернулась:

— 15 февраля… Ну и что же? Танцы. Цена билета 60 копеек. Играет ВИА… Не поняла — что играет? И какие копейки?