– Главное – привлечь как можно больше внимания, – согласился Жора.

– Значит, опять придется проворачивать все под утро.

– А чтобы сложнее было избавиться от постеров, – задумчиво произнес Давид, – мы можем оклеить ими не только окна администрации, но и окна близлежащих зданий. Это старая часть города, и окна там расположены низко. Но опять же длинный участок пешеходки, мотоциклы придется бросать далеко от центра.

– Средства передвижения? – сделал в блокноте пометку Фил.

– Велики? – предложил Жора. – Бесшумно и быстро.

– Значит, договорились.

– У меня нет, – вступила Джема, – нет велика. Ну в смысле есть, но не потащу же я его из дома?

– Возьмешь мой, – успокоил ее Виктор. – Я беру скейт.

– Отлично, – подытожил Фил, – голосуем за рисунок.

Все стали наперебой тыкать пальцами, кричать, спорить.

– Напечатаем по несколько штук каждого, – предложила Белла.

– Идет!

– Что это? – спросила Джема, подходя ближе.

Ребята уехали с Беллой в типографию, а ей захотелось остаться с Виктором. Ему нужно было настроиться, поэтому он рисовал. Творчество всегда успокаивало его. – Хочу уже закончить с этой стеной, – отозвался он.

И продолжил сосредоточенно наносить на поверхность маленькие точки. Он никогда не пользовался палитрой и не смешивал в ней краски. Ему не нравилось, когда несколько цветов превращались в тусклую грязь. Он брал краски и наносил их на холст или стену крохотными точками, одну рядом с другой – таким образом на расстоянии они сливались в нужный ему цвет или оттенок.

– Это город? – Джема осмелилась подобраться ближе.

В каждом движении парня сквозила бешеная энергия. Мышцы перекатывались под кожей, блестящей от пота, руки парили над стеной, голова наклонялась все ниже и ниже. Он напоминал хищную птицу, парящую над добычей и готовую к броску.

– Будущий город. Такой, каким я хочу его видеть.

Девушка подошла вплотную и стала разглядывать очертания зданий, проявившихся там, где еще недавно были бессмысленные разводы и линии. Качающиеся от морского ветра флажки, закоулки центра, напитанная ароматами цветов и соли набережная. Дома, памятники, окна, в которых отражалось солнце. Плывущие по морю, как по жидкому свету, корабли и пузатые лодки.

Просторы воды под ними создавали такую глубину красок, которая подвластна была не каждому художнику. Углы падения солнечного света, отблески темных берегов, белые пески и величественные скалы, облака, заключенные в пространство света, полного влаги.

Теперь и она сама могла видеть море не глазами, а душой – и все благодаря этой картине. А еще Джема узнавала город на его берегу. Их город. Новый, совсем другой. Живой.

– Да ты романтик, – глухо прошептала она, – если бы кто-то осуществил твой проект, то эта красота могла бы стать городской реальностью.

Ей тоже захотелось видеть и осязать всю эту роскошь цвета наяву. Приученная к заморским курортам дочь мэра и подумать не могла, что не замечала ее, годами находясь в самом ее центре.

– Сады, фонтаны, памятники, повороты улиц, площади, простор, перспектива – вот чего мне хочется. Города становятся типовыми, теряют свое лицо. Но они должны быть прекрасны и неповторимы, как вековые леса, парки, как воздух и море. – Витя продолжал рисовать. – Чтобы всюду свет, тишина, ветер. Чтобы в городе можно было и отдыхать, и работать, и думать. А не поддаваться тревоге и беспокойству, не уставать от обыденности. Город должен питать, давать силу, а не угнетать сознание.

Джема рассматривала здания на картине и понимала, что в них говорит каждый камень. Вот бы однажды приложить руку к подобным переменам. А пока всё, что им оставалось, это мечтать.

– Держи! – Он протянул ей кисть.

– Я? – Ей трудно было пересилить себя и протянуть руку.

– Давай, не бойся, добавь своих деталей. – Улыбнулся парень.

Провел тыльной стороной ладони под носом. Над губой остался синий след.

– Вряд ли у меня что-то получится, – смущенно пожала плечами девушка.

– А это не важно. Если от души, то всегда красиво.

Она надела фартук, взяла краски и всмотрелась в пейзаж. Затем попробовала порисовать. Удивительно, но пальцы все еще помнили: как держать кисть, как наносить мазки, как работать с цветом.

Через полчаса на городских фонтанах красовалась мозаика из морских коньков и буревестников, на площади раскинулись ковры из фиалок и заросли белых ромашек. Через час набережную наполнило множество зелени и шумящей воды. Они рисовали, и город оживал, наполнялся любовью и светом.

Молодые люди сначала работали молча, затем стали смеяться, подкалывать друг друга, затем испачкали друг другу носы краской. Притяжение, сталкивающее их, становилось невозможно игнорировать, но в самый последний момент кто-нибудь из них все же тормозил, отводя взгляд и сводя все на шутку.

А когда пришло время расставаться, мотоцикл Виктора на полной скорости понесся по улицам вглубь города. Джема обнимала его и глазела по сторонам, жалея, что дни такие короткие, и время, проведенное вместе, пролетает так быстро, будто вспышка падающей звезды.

На светофоре загорелся желтый, и байк притормозил. Девушка выпрямилась, впиваясь взглядом в объемное граффити на выступе одной из крыш. Снова эта улыбка, снова ясный взгляд, полный доброты. «Я хотел жить», и подпись «К».

Так больно, так остро.

Мотоцикл сорвался и понесся дальше, а Джема обернулась, чтобы бросить на него прощальный взгляд. Она не знала Кея, но очень жалела, что никогда не познакомится. Он умер, его больше нет. Он так хотел жить…

Черт, она обязательно должна помочь Вите отпустить эту боль.

Ожидание важного события придавало ей сил. Счастливая после проведенного в компании Вити дня, Джема буквально сияла. Болтала без умолку по пути домой, вдохновенно сочиняя истории про научный кружок и облачая их в красивую словесную оболочку.

Мачеха поглядывала на нее в зеркало заднего вида и мысленно радовалась, что падчерица нашла себе занятие, которое не будет отвлекать ее от учебы. Так меньше проблем для всех.

А за ужином Джема буквально сыпала остроумными фразами, чем очень порадовала отца. Ему становилось спокойнее от того, что дочь наконец-то выглядела довольной и веселой. Все-таки учеба отнимала у нее много сил, а мужчине хотелось, чтобы девочка не ощущала дискомфорта и все усиливавшегося давления со стороны преподавателей и родителей.

Все они хотели блага для Джемы. Но никто даже не пытался понять, что же было благом для нее самой.

Она сбежала из дома около полуночи, когда удостоверилась, что все спят. Привычно запрыгнула на байк, притаившийся в нескольких десятках метров от дома, и вместе с Виктором умчалась в темноту ночи.