Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тем не менее они учили вас танцевать народный венгерский танец. – Я взглянула на него, не в силах сдержать улыбку.
– Да, было такое. Думаю, с этим танцем связаны воспоминания об их счастливом детстве, и они хотели поделиться ими со мной. Для них это значит то же самое, что для вас игра на фортепьяно.
Я несколько мгновений смотрела на него, а потом в смущении отвела глаза. Музыка действительно была самым счастливым воспоминанием моего детства. Но я открестилась от нее, когда погиб отец, словно это была часть его жизни, а не моей. До меня до сих пор не доходило, что этим можно наслаждаться и делиться с другими как частью моего прошлого. Для меня мое прошлое было как океан, в глубине которого скрываются опасные течения, которые могут затянуть вас тогда, когда вы этого меньше всего ожидаете.
Стремясь сменить тему разговора, я сказала:
– А вы говорите по-венгерски?
– Совсем немного. Научился у бабушки Магды.
– Хелена тут на днях кое-что сказала на родном языке и перевела для меня, но мне показалось… – Я не закончила фразу, осознав, как можно истолковать то, что я собиралась сказать.
Уголок его рта поднялся в подобии улыбки.
– И вы подумали, что она дала смягченный перевод или вообще сказала что-то совсем другое?
– Точно. Именно так я и подумала, – сказала я, улыбаясь в ответ.
– А как это звучало?
Я закусила губу, вспоминая странные гласные и согласные.
– Что-то вроде «Минденки а мага шар»…
– А, понятно. Mindenki a maga szerencsejenek kovacsa, – уверенно произнес он. – Я знаю, что это означает, потому что эту фразу часто произносила моя бабушка, в основном в адрес моего отца, когда он спорил с матерью по поводу моего воспитания.
Я слегка нахмурилась.
– Хелена сказала, что так можно сказать про отношения между сестрами.
– В определенном смысле так и есть. Но точный перевод этого выражения – «каждый кузнец своего счастья».
Я смотрела в огромное окно веранды, гадая, что же Хелена хотела этим сказать мне. На небе вдруг промелькнула светящаяся черточка и исчезла, словно чье-то невысказанное желание. Не раздумывая, я быстро направилась к двери.
– Похоже, я видела падающую звезду, – сказала я, не дожидаясь, когда Финн пойдет за мной.
Мы стояли в высокой траве, глядя в летнее небо, усеянное яркими звездами.
Полумесяц луны висел высоко над нашими головами, но его тусклый свет не мешал звездам царить на темном небе во всем своем великолепии. И мы стояли так довольно долго, зная, что уже упустили одну падающую звезду, но все же упорно смотрели в тот же уголок неба, не теряя надежды увидеть еще одну, каким бы маловероятным это ни казалось. Словно мы оба верили в чудо, хотя законы Вселенной были сейчас против нас.
До наших ушей доносилась симфония ночных болот, перенося меня в то время, когда мое сердце наполняла музыка. Финн стоял рядом, так близко, что я услышала его глубокий вздох.
– «Если бы можно было услышать лунный свет, он звучал бы именно так», – тихо процитировал он.
Я повернулась к нему.
– Натаниель Готорн, да? Отец все время повторял эту фразу.
Я улыбнулась при этом воспоминании, чего не делала никогда, вспоминая отца. Интересно, что во мне изменилось? Может быть, я взрослею, и время между моим детством и нынешним моментом подобно реке, текущей в океан, которая неуловимо меняется, и в конце пути, возможно, ее будет почти не узнать.
Финн собирался что-то сказать, но остановился, когда внезапно сзади зажегся яркий свет, на мгновение ослепивший нас и словно стерший болото, реку и звездное небо, затопив их потоком света. Мы обернулись к веранде и увидели Тери Уэбер, машущую нам рукой, в которой был зажат спрей от насекомых.
И тут, словно по сигналу, на мою руку спикировал москит, которого я благополучно прихлопнула.
– Пора ехать, – обыденно сказала я. – Уже поздно.
Финн кивнул и пошел вслед за мной к дому. Во время долгой поездки домой я ехала не спеша, с опущенными окнами, слушала музыку ночных болот и гадала, что же собирался сказать мне Финн.
– Привет, Элли.
Я оторвала взгляд от новой презентационной папки из гладкой кожи, куда вкладывала информацию о компании и сопроводительное письмо, подписанное боссом. Серые глаза Джиджи улыбались мне из-за края письменного стола, а ее отец стоял у нее за спиной. Темный деловой костюм, белоснежная рубашка, волосы идеально уложены, выражение лица предельно серьезно. Интересно, как скоро после того, как Финн пересекает мост Мак-Кинли Вашингтона, начинается его превращение в делового человека, владельца инвестиционной компании, и что для него сложнее – физические или духовные изменения?
Я встала, чувствуя на себе пристальный взгляд Кэй Тетли, сидевшей за секретарским столом.
– Доброе утро, Женевьева и мистер Бофейн.
Джиджи хихикнула, развеселившись от такого официального обращения, но ничего не сказала. Я взглянула на Финна, весьма удивленная, что вижу его здесь. Обычно, когда я утром прибывала на работу, он уже сидел за закрытыми дверями кабинета, потом выезжал с клиентами на обед и возвращался в офис один или в сопровождении деловых партнеров, когда я уже уходила с работы. Иногда он приносил мне еду из ресторана, что случалось в те дни, когда я оставалась работать допоздна, если приходила в офис позднее обычного, чтобы с утра отвезти Еву к врачу, и по пятницам, когда отправлялась на Эдисто.
– Привет, Элеонор. – Финн опустил руку на плечи Джиджи, и на его лице появилось выражение, которое я раньше у него не видела. Если бы это был кто-то другой, я бы решила, что это неуверенность.
Он кашлянул, чтобы прочистить горло.
– Я хотел бы попросить вас об одной услуге…
Его прервала Джиджи:
– Я должна была на этой неделе жить у мамы, но лагерь отменили, а она не может сидеть со мной весь день, а я не хочу оставаться с миссис МакКенна, потому что все, что она хочет, – это играть в бинго и смотреть сериалы. – Она закатила глаза. – А мне надо сходить за покупками. Мама хотела отвезти меня, а теперь говорит, что не может.
Я мысленно вернулась к первой части ее повествования и прокрутила его в голове на медленной скорости.
– Ты говоришь, лагерь отменили?
Эстафету перехватил Финн.
– Лагерь для изучения французского языка методом погружения. Идея исходила от ее матери.
Лицо его оставалось бесстрастным.
Я вопросительно приподняла брови, надеясь, что Джиджи или Финн перейдут, наконец, от обсуждения лагеря для изучения французского языка к той услуге, о которой они хотели меня попросить.