– Эх, Шурик ты мой, Шурик, – вздыхала, понимая все с полувзгляда, любимая жена Тоня и целовала его в лысеющую макушку. – Не надо тосковать, не надо.

И потихоньку высевала рассаду к летнему сезону в больших деревянных ящиках, которые он неумело сколотил. Конечно, эта зимняя хандра скоро пройдет. Вот пригреет весеннее солнышко, полезет травка из-под снега, и они переедут на дачу – еще до майских праздников. А там раздолье, рыбалка, грядки. Соседи – славные люди, шумные, веселые, заводные.

Он знал, что там он отвлечется, забудется. Перестанет тосковать, что его опыт, хватка и ум пропадают зря. Но это ведь когда еще будет. Еще как минимум пару месяцев на диване прозябать. С ненужной газетой бесплатных объявлений.

– Саша! – вдруг громко позвала жена из коридора. – К тебе гость.

Голос жены звучал непривычно. Будто и радостно, но в то же время как-то тревожно.

Кого, интересно, принесло? Он точно никого не ждал. И никаких незаконченных шахматных партий с соседом у него не было. Интересно, интересно…

В прихожей возле двери топтался крепкий симпатичный парень в громоздкой черной куртке. Короткая стрижка, цепкий внимательный взгляд. Еще до того, как он достал удостоверение и представился, Федоров понял, откуда он. А когда понял, сердце резво запрыгало, а потом счастливо заныло.

Наконец-то! Наконец о нем вспомнили! Неужели его знания и опыт еще могут быть кому-то полезны?

– Заходите, капитан. – Он крепко пожал гостю руку и жестом запретил снимать обувь. И не выдержал, спросил: – Что-то случилось?

– Да, Александр Иванович, случилось. Мне очень нужна ваша помощь. Полковник Смирнов уверен, что вы можете помочь.

– О как! – крякнул от удовольствия Федоров. – Как он? Не лютует?

– Да нет, нормально все. Он уравновешенный, вы же знаете.

Окунев двинулся за хозяином в гостиную. Уселись в добротные старые кресла, укутанные в бархатные чехлы. Жена Федорова тут же ушла на кухню и загремела посудой, намереваясь угостить гостя чаем с вишневым вареньем и маковыми плюшками.

– Итак, что вас привело, Георгий Михайлович? Можно я угадаю?

– Попробуйте, – улыбнулся Окунев.

Хозяин дома ему понравился. Спокойный, степенный, опрятный. И жена у него такая же. И дом хороший. Тепло, уютно, пирогами пахнет. У них вот с мамой все больше лекарствами. Или благовониями, которые, как она считает, очищают ауру.

– Недавно слышал в новостях, что погиб мой бывший коллега Иван Галкин, так? – Федоров дождался утвердительного кивка и продолжил: – Погиб при странных обстоятельствах, хотя репортер всячески убеждал телезрителей в обратном.

– А что вы видите в его смерти странного, Александр Иванович? Его сбила машина поблизости от ресторана в новогодний вечер. Может, просто праздновал, выпил лишнего, решил проветриться и попал под колеса какого-нибудь лихача.

– Возможно, – улыбнулся осторожно Федоров. – Но есть некоторые «но», Георгий! Первое: Иван ненавидел этот праздник. С тех самых пор, как он расстался с женой, потерял семью и сына, он ненавидел все праздники, Новый год особенно. Так что праздновать он его не мог никак. Да еще в ресторане!

– Почему нет?

– Он был очень скупой, Георгий. Паталогически жадный.

И Федоров тут же вспомнил, как Галкин не из экономии, нет, а из странного скопидомства никогда не покупал с ними за компанию свежие пирожки или беляши. Предпочитал давиться засохшим хлебом. Утверждал, что это полезнее для здоровья. Может быть, но…

– Но вот когда ему предлагали пирожки и беляши бесплатно, он забывал о здоровье и лопал их с удовольствием, – закончил Федоров. – Второе. Попасть по неосторожности под машину Иван мог, только если бы ослеп на оба глаза и оглох на оба уха. Он был по-звериному осторожен, Георгий. Я бы даже сказал, интуитивно осторожен. Его ведь намеренно переехали, так? Его ведь убили, я не ошибся?

– Так точно, – кивнул Окунев, уважительно прищелкнув языком. – Вы просто… Убедительно, Александр Иванович! Очень убедительно.

– Что он там делал, Георгий? С кем-то встречался? Или за кем-то следил?

– Не могу знать, товарищ майор. – Окунев перешел вдруг на уставной порядок общения – наверное, из уважения к этому пожилому человеку, который щелкал, как орешки, то, над чем они бились неделями. Старая гвардия! Респект! С ходу просто! – За несколько дней до этого на том же месте погиб молодой человек. – Окунев решил, что этому старику нужно рассказать все.

– Так-так, – оживился Федоров. – Считаете, что смерть Галкина как-то связана с убийством молодого человека?

– Считаю, – угрюмо кивнул Окунев.

Ясное дело, он помнил, что велел докладывать полковник. Хотя бы пока! До тех пор, пока у него не сложится более убедительная версия. С хорошей доказательной базой.

– А Смирнов так не считает? – догадливо хмыкнул Федоров и сцепил в замок пальцы на колене. – Ты на него не сильно серчай, капитан. Представляю, как давят сверху. А с одними словами на доклад не пойдешь.

– Так точно, – кивнул Окунев.

Дверь в гостиную распахнулась. Заглянула жена Федорова.

– Идемте чай пить, – улыбнулась она им. – Я накрыла уже.

В кухне они сразу как по команде принялись за маковые плюшки. Жена майора налила обоим кипяток в чашки и тут же ушла.

– Вкусно! – Окунев проглотил три плюшки – сам не заметил как.

– Так кого убили на том же месте, где погиб Галкин? – вернулся к главной теме Федоров. – В чем подвох?

– Убили некоего Синева Вадима Игоревича.

– Погоди, погоди! – Рука Федорова с чашкой замерла в десяти сантиметрах от рта. – Это не сын того самого Синева, который?..

– Был убит при ограблении банка двадцать пять лет назад, – договорил за него Окунев. – Так точно.

– Сына Суслика убили! – ахнул Федоров и вернул чашку на стол. Покачал головой.

– Суслика? Почему суслика?

– У отца его прозвище было – Суслик. Его так с детства называли. Надо же…

Федоров задумался. Едва не прослушал, как Окунев, тоже что-то соображая, сказал скорее самому себе:

– Значит, он его узнал!..

– Кто узнал, кого узнал? – встрепенулся Федоров.

– Деревнин. Вор-рецидивист, который грабил этот самый банк. Он узнал этого парня, когда дочь привела его с ним знакомить.

– Так, юноша! – замотал головой Федоров. – Давайте-ка все по порядку. А то, честное слово, мешанина какая-то получается: Галкин, Синев, Деревнин, сын Синева, дочь Деревнина! Нельзя ли в подробностях?

– Можно, – кивнул Окунев. – Вы правы, мешанина в самом деле знатная. Столько людей задействовано в этой истории двадцатипятилетней давности, и у каждого свой интерес… Слушайте, Александр Иванович.