Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Двести!
Тут вошел главный режиссер, некстати сияя.
— Первый раз я читаю пьесу, которая так расходится… Так хорошо расходится в труппе… Вижу эту пьесу! Знаю как поставить! И вы, кто вы, композитор (тут мастер выругался), вы мне мешаете! Вас тут не будет! Ваша музыка не нужна!
— Да? Тогда мое последнее слово! Тысяча автору и тысяча композитору, — разозлился кроткий Миша. — Причем не в рублях и не в день постановки, а сразу же.
— Сразу я не могу, — вдруг совершенно трезво ответил Осип Иванович.
— Мы с переводчицей приедем в понедельник.
— В понедельник не могу.
— А когда?
— Мм… в среду.
— И все мои условия. В среду.
— Послушайте, вы! — взвыл Осип Иванович. — Мне нужна моя уборщица! В общежитии ремонт! Кто будет это все возить? Миша, где я возьму уборщицу?
Главный режиссер смотрел на них дикими глазами:
— Какую уборщицу?
Возникла пауза.
— Да вот, Карпенко только вернулась из Финляндии, ее снимало телевидение, — вдруг сказал Осип Иванович главному. — Тогда уборщица остается.
— Из Финляндии? А я все думаю, куда Карпенко вдруг делась, — откликнулся главный режиссер. — Моя ученица внезапно исчезает… Галлина Бьянка… Это ее роль. В первом акте она вобла… Потом наклеим ей ресницы… Поставим на каблуки… Грудь дело поправимое…
— Она хочет играть Джульетту Мамазину, — сказал Миша.
— Хочет! — пискнул Оська. — Много хочет мало получит! — он пожевал губами. — Пусть уже играет.
Курс встретил новых жильцов сдержанно. На кухне все замолкали, когда Карп входила. Она заняла комнату, в которой жили двое, их расселили по другим комнатам, там стало по трое. Обиды росли. Все озлобились. Шло распределение ролей. О театр, клубок змей. Карп спокойно здоровалась, ей не отвечали. Вдруг возник вопрос, почему тут живет Миша, он же не прописан, почему у Карпенко, надо платить за него за свет, газ и воду дополнительно (маленькая месть). Все по трое обитают, а Карпенко одна. Надо к ней переселить одну девочку, чтобы всем было одинаково плохо. А то живет посторонний как дома. Надо позвонить его жене. В курсе она или нет.
Потом, действительно, жена приезжала с десятилетним сыном, ждала Мишу, их поили чаем до последнего метро. Тартюк, неизвестно откуда все зная, предупредил Мишу, они с Карпиком просидели ночь в аэропорту Домодедово.
С нового сезона начались генеральные прогоны с прессой. Карпенко специально оговорила себе костюм — юбка и пиджак с толщинками, то есть большое брюхо и торчащая грудь, причем юбка мини, пышный рыжий парик, сапоги много выше колен без каблука. Премьера прошла прекрасно. Джульетта всех дико смешила, она громко и фальшиво орала, показывая девочкам как надо петь перед камерой, и танцевала как слон, с трудом. В общежитии уже знали, что она беременна, и все готовы были сыграть ее Джульетту.
Знали все, кроме Миши.
Однажды Тартюк пришел к ней в комнату днем. Миша сидел с наушниками за синтезатором. Карпенко лежала.
— Что делать будем? Здрасте, — сказал Осип Иванович.
— Когда? — почему-то спросила Карпенко.
— А вот когда тебе рожать? Надо же ввод делать в спектакль!
— Тридцать первого декабря.
Миша сидел с наушниками, неслышно гребя по клавишам как курица лапами: поиграет и останавливается, соображая, что получилось. Он и был похож на куру. Тупой, недогадливый мужик.
— Ну? Осталось-то две недели!
— А Миша сыграет, — кивнула на него Карпенко. — Он все знает, я с ним прошла текст. У вас нет на эту роль актрис.
Тартюк вытаращился.
— Миша! — Она потеребила его лапкой.
Кура снял наушники.
— Оденься в костюм, — приказала Карп. — Осип Иванович, мы специально сделали юбку на резинке… Сапоги уже на него купили… Всё есть. Мы всё предусмотрели на случай моей болезни.
Миша, приплясывая и выворачиваясь, воздевая руки, как танцор фламенко, с муками переоделся за дверцей шкафа. Выглядело все это дико смешно. Юбка, грудь горбом, рыжие кудри, зад как два глобуса. Плохо выбритая землистая рожа, здоровенное паяло.
— Кентавр, — произнес Ося. — Ну хорошо, рожайте, я пошел.
— Рожайте, — усмехнулся Миша, стягивая с себя кирасу. — Тут еще о-хо-хо… Лесом да покосом.
— В смысле, — откликнулась Карп.
— Ну еще я музыку-то когда напишу…
— А, — ответила Карпик.
Она лежала, вся уйдя в живот. Миша, однако, воспринимал ее полноту как данность. Мало ли, его жена-педагог вот уж действительно была кентавр.
Миша ввелся в спектакль через неделю.
Тридцать первого декабря представление закончилось в половине десятого, Миша позвонил Карпику, телефон не отвечал. Стал звонить в общагу, телефон был глухо занят. Занято, занято… Быстро переоделся, поймал машину, с кучей букетов примчался раньше всех. Горел свет, в коридоре, у телефона, лежала на полу трубка. На полу было налито. Лужица вела к выходу от их полуоткрытой двери. Остальные оказались заперты. Коллектив, видимо, встречал Новый год в театре. У них в комнате все было вверх дном. Вещи лежали у гардероба. Что-то произошло. Куда она делась больная? Она же ходить не могла! Все говорила, что скоро ляжет в больницу на обследование. Посмотрел даже под кроватью. Там, далеко задвинутая, вся в пыли, валялась ее сумка. Открыл. Паспорт. Мобильник. Так… Обменная карта… Карпенко Надежда Александровна… Беременность… срок 31 декабря… Что?!!
Начал звонить в «скорую помощь», а куда еще. Через час несчастный Миша узнал, что больная с такой фамилией по «скорой помощи» не поступала. И в роддома в том числе, сведения вчерашние. Миша так и сел на пол. А по улице грянули какие-то выстрелы, заорали, вспыхнуло. Война началась? Небо было светлое, все окна горели. Что случилось? Взрывы один за другим. А, Новый год… Вышел, стал молиться. Господи, Карпик, только бы ты жива была… Карпик.
А Карпик за это время добрела пешком до роддома, адрес которого давно знала, постучала в запертую дверь, долго и бессильно стучала, пока ей открыла нянька. Вползла на полусогнутых, покачиваясь, и сказала:
— Мне что-то нехорошо.
Нянька, уже принявшая по случаю праздника, невнятно, но строго сказала со знакомой интонацией Слона:
— Слушшай…
Потом махнула рукой и исчезла.
Карп прилегла. Живот ее окаменел. В нем ворочалось, не могло найти места большое раскаленное каменное ядро.
Когда явилась девушка в белом, то ли врач, то ли медсестра, Карп уже плохо понимала ситуацию. Но заготовленный текст, выученный по дороге, она, как профессионал, выдала:
— Не могла документы найти… Все пропало… что приготовила… телефон… — забормотала Карп. — Ни паспорта, ни медицинской карты… Ничего… Кто-то взял сумку… Деньги были в кармане, но машину не поймала… Они не останавливались… Мы ссыльные… Отец на вертолете… И всё… Никому не нужны… Никому не нужны… Улетел…