— Он довольно-таки приятный субъект, этот доктор, к которому ты пойдешь. Не такой прохвост, как большинство докторов.

Гарриет продолжала есть, не глядя на него. «Может быть, — подумала она, — для Карри будет достаточно, если я просто скажу, что мой отец назвал доктора Андрюса прохвостом».

Покончив с завтраком, она вышла на улицу, чтобы подождать мать. Посмотрела в сторону школы и увидела, что дети топчутся перед дверью. Ее не волновало, пойдет ли она снова в школу. Казалось, прошли сотни лет с тех пор, когда ей так нравилось писать «Гарриет М. Велш» наверху страницы.

В конце концов мама вывела машину, и Гарриет уселась. Мама доехала до угла Девяносто Шестой улицы и Пятого проспекта, потом три раза объехала вокруг квартала, ища, где поставить машину. В конце концов она, просто пылая негодованием, заехала в платный гараж.

В лифте Гарриет внезапно спросила:

— А зачем я туда иду? Я же не больна, — хотя сказав это, она почувствовала, что все-таки немножко больна.

— Ты просто поговоришь с доктором. Он ничего не будет с тобой делать.

— Но я его не знаю.

— Это ничего. Он очень приятный человек.

— Но о чем я с ним буду разговаривать?

— Обо всем, о чем он захочет.

Они доехали до седьмого этажа, и мама позвонила в звонок на голубой двери. Тут же дверь открыл невероятно смешной человек, ну просто смешнее всех на свете. У него были ослепительно рыжие волосы вокруг совершенно лысой макушки, большой ухмыляющийся рот, желтоватые зубы и смешные очки в толстой черной оправе. Он был очень высокий — такой высокий, что ему приходилось все время наклоняться. Гарриет заметила, что у него был ужасно странный нос и невероятно длинные ноги.

— Привет, привет, — радостно сказал он.

Гарриет только фыркнула в ответ. Она ненавидела, когда кто-то пытался немедленно ей понравиться.

— Здравствуйте, доктор Вагнер, это Гарриет.

Гарриет отвернулась. Было как-то глупо стоять здесь, когда они оба смотрели на нее.

— Ну, почему бы нам не пройти в кабинет и не поговорить немножко?

«Ну вот, снова библиотека, — подумала Гарриет, — слишком долгий путь для того, чтобы устроить скандал». Мама улыбнулась ей и пошла в приемную, а Гарриет последовала за рыжими волосами в кабинет. Кабинет оказался большой комнатой с синим ковром, кушеткой и зачем-то с пианино. Гарриет неподвижно, как столб, встала посредине комнаты, а доктор Вагнер уселся в одно из двух гигантских кожаных кресел.

Он по-доброму, с выражением какого-то ожидания на лице смотрел на нее, она — на него. Воцарилось довольно долгое молчание.

— Ну, — в конце концов сказала Гарриет.

— Ну, что? — приятным тоном спросил он.

— Ну, что мы теперь будем делать?

— Можешь делать все, что хочешь.

— А уйти я могу?

— А тебе хочется уйти?

— Ну, что мне ПОЛАГАЕТСЯ делать? — Гарриет уже сильно рассердилась. Доктор Вагнер потер нос.

— Давай посмотрим. Можем сыграть в какую-нибудь игру? Ты любишь игры?

Это была уже какая-то несусветная глупость. Тащиться в такую даль, чтобы сыграть в какую-то игру? Уверена, что мама об этом не знает. Что такое с этим человеком? Она решила, что для начала лучше всего будет идти у него на поводу.

— Да… я люблю игры… хорошо.

— А какие игры ты любишь?

До чего же утомительный человек.

— Любые старые игры. Это вы сказали, что хотите во что-нибудь сыграть.

— Ты играешь в шахматы?

— Нет.

«Оле-Голли собиралась меня научить, — подумала девочка, — но так и не успела».

— Хорошо, как насчет «Монополии»?

Это точно самая скучная игра на свете. В ней было все, что Гарриет ненавидела.

— Хорошо, если вы хотите.

Доктор Вагнер встал и подошел к шкафу рядом с дверью. Когда он открыл шкаф, Гарриет увидала всевозможные игры, кукол, кукольные дома, машинки. Она попыталась быть вежливой, но ее разбирало любопытство.

— Вы что, сидите здесь целый день и играете во все эти игрушки? — спросила она, а сама подумала: «Подождите, пока мама об этом узнает».

Он лукаво взглянул на девочку:

— А ты как думаешь?

— Что вы имеете в виду, как я думаю?

— Как ты думаешь, я сижу здесь день-деньской, играя во все эти игрушки?

— А я почем знаю? У вас тут их полный шкаф.

— А у тебя дома есть игрушки?

Это было уже слишком.

— Да, — заорала она, — но мне уже одиннадцать.

— О, — он даже немножко отпрянул, стоя с доской для «Монополии» в руках.

Гарриет стало его жалко.

— Хорошо, — спросила она, — сыграем одну партию?

Казалось, доктор вздохнул с облегчением. Он поставил доску на журнальный столик, подошел к письменному столу и вытащил из ящика блокнот и ручку. Потом уселся напротив нее.

Гарриет уставилась на блокнот:

— А это что такое?

— Блокнот.

— Я ЗНАЮ, — прокричала она.

— Я просто хочу сделать несколько записей. Не возражаешь?

— Зависит от того, каких.

— Что ты имеешь в виду?

— Злых и обидных записей или обыкновенных?

— Что?

— Ну, я просто думала вас предупредить. Нынче довольно трудно выкрутиться, если делаешь обидные записи.

— А, теперь понятно, что ты имеешь в виду. Спасибо за совет. Нет, это будут обычные записи.

— У вас, небось, никто блокнот не отнимал, правда?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Давайте играть.

Они сыграли партию. Гарриет неимоверно скучала, но выиграла. И во время игры, и после доктор Вагнер сделал неимоверное множество записей.

— Спорим, если бы вы не делали столько записей, то играли бы лучше.

— Ты так думаешь?

Гарриет мрачно взглянула на него. Не может же он быть таким полным идиотом. Почему же он себя так ведет?

Она сыграли еще одну партию. Доктор делал меньше записей и на этот раз выиграл.

— Видите! — ликовала Гарриет. — Когда вы все время делаете записи, вы никуда не годитесь. Почему бы вам вовсе не отложить блокнот? — она пристально поглядела на него.

Он в первый раз казался слегка сбитым с толку.

— А что если я дам блокнот тебе, — медленно произнес он. — Тогда у нас у каждого будет по блокноту, и мы будем на равных.