Развернулась Серафима и зашагала вдаль от своего наблюдательного пункта. Шла и от горя шаталась, хоть и глыба…

Виктор разжал объятия, посмотрел на Иру внимательно:

– Ира, а когда ж ты успела? Ну… мы когда успели-то?

– Когда? Да больше месяца к тебе на свидания бегаю! Да и в городе…

– В городе я почти три месяца у тебя не был, Ира… Если не три с половиной. Что ж, срок так велик? – удивился он.

– Нет, Вить, это сейчас случилось. От большой любви, Витя. Ты же не бросишь меня с ребенком одну, не бросишь? Ты не можешь, не должен, нет… – молила Ирочка.

– Как же так могло случиться? – все не унимался Виктор.

Ира закричала:

– А вот так и могло! Так и случается, когда люди друг друга любят! Как тебя эта жаба на аркан поймала: залетела за один раз! Что, не помнишь? Вся деревня помнит и знает!.. А не хочешь сына моего, так пойду и утоплюсь, вместе с ним утоплюсь, слышишь? Жить не буду!

Точно пьяная, шатаясь, вошла в дом Серафима. Телефон зазвонил – с «корнем» вырвала его из розетки, с силой об стену грохнула – разлетелся в щепки.

Зашла Сима в ванную. Кран открыла – потекла в ванну струей сильной вода. Сима, как в детстве, подошла к зеркальцу небольшому. Глянула на свое отражение: лицо бледное и впрямь страшное от ужаса.

– Колода бесплодная! Жаба! Да кому ты нужна? – прошептала она страшному отражению. – Жаба!

Сима с силой треснула по зеркалу. Разлетелось оно на куски. Сима подобрала с кафеля острый осколок.

А Ирочка на берегу все уговаривала Витю:

– А если не отпустит тебя Сима, ты не бойся, есть у нас выход: простой, хороший да надежный.

Витя вопросительно посмотрел на Иру:

– Это какой же?

– Вот, гляди! – Она достала полотняный мешочек с травами. – Ты только не бойся сделать это сам! Вечером ей в чай щепотку. Через месяц сама перестанет по тебе сохнуть. Забудет навек! Это средство верное, Витя. Мне его одна старуха добрая дала. Ну? В чай Серафиме пару щепоток – и конец твоим мучениям, Витя.

– Ты что такое несешь? Ты что же, суда Божьего не боишься? Ты ж отравить ее хочешь! – догадался Зорин, и самому страшно стало.

– А у меня нет времени божьих судов ждать, – заявила Ира. – Я свой суд буду чинить тут, на земле! Не бойся ты – средство безотказное! И никакая это не отрава!

Витя в ужасе отшатнулся от Иры:

– Ты что? Ты в своем уме? По колдуньям шастать! Не стану я ей ничего подмешивать, и не проси.

– В своем я уме! В своем! Не будь дураком, Витька! Делай, как я говорю. Она нас обоих несчастными сделала! Зачем она тебе, если больше родить не сможет? Зачем она тебе, если пригвоздила тебя, как бабочку булавкой, к юбке своей. Витенька, ну! Не будь трусом, решайся!

Витя с силой отшвырнул Иру подальше:

– Ты с ума сошла! Замолчи! Как ты можешь!

– Могу! И сама все смогу – без тебя! Только пусть тебе стыдно будет от твоей слабости, от малодушия твоего, трус, ты трус! На, возьми, возьми же!

Она протягивала ему мешочек.

– Распродадим здесь все, в Москву уедем, а хочешь – еще дальше! Бери же! Бери, я сказала! Кольцо, твой подарок, колдунье отдала за эти травки. Будешь Симку поить – заживем счастливо!

– Нет! Не буду! Не буду! – Виктор побежал прочь.

По дороге к деревне ехала старенькая легковушка Василия Аркадьевича. В машине рыдал Ванька, Мария Ивановна его утешала:

– Тише, миленький, тише, тише! Сейчас до мамы доберемся, ты не бойся. Что ж ты так, а? Месяц домой не просился, а тут учудил!

– Господи, Маша, вот вечно ты всем потакаешь! Ну проплакался бы пацан дома! Нет, заставила меня на новой, только купленной машине по такой дороге тащиться, а! Да еще на ночь глядя, – нервничал архитектор.

– Это для тебя она новая, а ей сто лет в обед! Не мудри, Васенька, езжай быстрей, видишь, как Ванечка ревет! Ну тише ты, миленький, тише, сейчас к маме с папой приедем, они обрадуются, скажут: «Ванечка наш, родненький!»

Машина, подпрыгнув на кочке, остановилась.

– Ну, здрасте вам. Вот, приехали! Вань, сиди тихо. Выходи, Маша, толкать будем!

Мария Ивановна и архитектор выскочили из машины и принялись толкать ее.

– Господи, не машина, а просто какая-то коробка из-под китайского утюга. Сильней, Маша, сильней! – возмущался Василий Аркадьевич.

– Говорила: на кой она тебе!

– А как бы поперлась ночью? На рейсовом автобусе? Ну, еще немного – взяли! Ванька! Кончай плакать, а ну за руль и вот сюда нажимай.

Сима подняла рукав кофты, потом другой, тупо глядя на свои руки… С куском острого зеркала в руках залезла в ванну как есть, в одежде.

– Куда тебе с ней тягаться, жаба? Что ж раньше-то не поняла? А? Что ж тебе раньше непонятно-то было? – Она с шумом рухнула в ванну, наполненную водой.

Сима коснулась острым осколком вены на руке. Кровь – темная, густая – закапала, а потом и просто полилась из большого пореза в воду, окрасив ее в красный цвет…

Ира догнала Виктора, все еще протягивая ему мешочек с травами:

– Возьми же, возьми! Это наше спасение! И не бойся, никто не узнает. Тебе ничего за это не будет, Витенька, милый! Ну не будь же ты дураком! Это не отрава, не отрава!

Резким ударом кулака Виктор сбил Иру с ног. Скажи ему кто еще день назад – не поверил, что на такое способен!

– Уйди с глаз моих долой! Уйди, чтоб не видел никогда, змея. К Серафиме не смей, не приближайся, поняла? – И пошел прочь.

Ира ползла за ним по песку.

– Витенька, родненький, не бросай! Твоего же ребеночка ношу, твоего, родного. Витенька, не уходи!

Она голосила, а Витя не оборачивался. Вверх поднялся по крутому бережку. Вдаль зашагал, не слушая Иркиных криков.

Машина архитектора наконец сдвинулась с места.

– Маша, быстро садись, едем!

Виктор дошел до ворот дома и остановился, войти он не решался. Присел у забора, закурил. Увидел слепящий свет фар, вышел навстречу. Машина остановилась. Ванька выскочил из нее и повис на шее у отца.

– Папа, папочка! Я соскучился. Я к маме хочу и к тебе.

– А вы почему, Виктор, не дома-то? – спросил архитектор. – Время-то позднее!

– Так, покурить вышел! – соврал Зорин.

– Ты мальчишку не ругай, он не балованный! Просто сегодня хныкал весь вечер, я и сказала: едем к Симе. Она где? Легла уже? – спросила Мария Ивановна.

Виктор посмотрел: в окне спальни не горел свет.

– Да уж легла, наверное. Вы проходите, ночевать будете у нас – обратно не пущу.