Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во-первых, вмешательство правительства нередко направлено на ограничение конкуренции, что, как всегда, ведет к снижению эффективности. Одно из последних исследований различных секторов японской промышленности, призванное выяснить, почему одни преуспевают, а другие нет, позволило сделать вывод о том, что «главной причиной банкротств в Японии является политика ограничения конкуренции, проводимая правительством, которую следует прекратить»[117].
Во-вторых, традиционно японское инвестирование средств, ориентированное на определенные правительством долгосрочные стратегические цели, а не на прибыль и дивиденды акционеров, в конечном итоге неизменно ведет к проблемам. Иногда, особенно в период становления промышленности, такой подход бывает оправданным. Он может, как в Японии, привести к более масштабным вложениям в исследования и конструкторские разработки, способные принести прибыль. Но если прибыль перестает играть роль движущей силы, компании начинают стремиться не к удовлетворению клиента, а к удовлетворению правительства и банков, а те могут неправильно это истолковать и обычно именно так и делают.
Отсюда вытекает третий недостаток японской модели, без меры расхваливаемой ее западными поклонниками. Японские компании в значительно большей мере, чем западные, зависят от дешевого финансирования со стороны государственных и частных банков. Иными словами, выпуск акций как основной инструмент привлечения финансовых ресурсов теряет для них значение, а индивидуальные акционеры лишаются возможности вмешиваться в их дела.
Такая взаимозависимость банков и промышленных компаний обусловлена традицией, сложившейся еще в довоенные времена, когда финансово-промышленные конгломераты, известные как «дзайбацу», контролировали львиную долю экономики. Частичное разрушение этих конгломератов после войны не изменило лежащий в их основе менталитет, которому лучше всего подходит определение «корпоратистский».
Корпоратизм влечет за собой определенные последствия. В данном случае — это отсутствие конкуренции в сочетании с дешевыми деньгами и ограниченными возможностями для их прибыльного вложения, что ведет к колоссальному раздуванию цен на землю. Переоцененные активы, в свою очередь, толкают банки на расширенное финансирование инфляционных проектов. В конце 80-х — начале 90-х годов мыльный пузырь лопнул.
Несмотря на серьезность этих доводов, не стоит недооценивать реальную и непреходящую мощь японской промышленной системы. Исследование компании McKinsey & Company, посвященное проблемам японской экономики, показывает, что ни преувеличение, ни умаление того, что произошло, не отражает реальности. Оно свидетельствует о том, что лидирующие в глобальном масштабе отрасли промышленности Японии — автомобилестроение, станкостроение и электроника — продолжают оставаться высокоэффективными и преуспевающими. Однако в остальных секторах экономики, в частности розничной торговле, здравоохранении, строительстве и пищевой промышленности, производительность в настоящее время находится, как, впрочем, находилась и прежде, на низком уровне. Причина неэффективности — ограничение конкуренции. В случае устранения этого препятствия (что и предлагается сделать) и производительность, и доходы должны вырасти[118].
Возможность возобновления роста и прогресса существует потому, что основы феноменального прогресса Японии по-прежнему сохраняются. О некоторых из них уже говорилось, поскольку они скорее азиатские, а не чисто японские. Вместе с тем японцы, как всегда, используют их на свой лад.
Рабочая сила в Японии, по крайней мере в преуспевающих секторах, в целом очень хорошо образованна. Корни этого явления лежат в японском обществе и ожиданиях, которые японская семья связывает со своими детьми. На мой взгляд, это также и проявление национального духа, появившегося после войны.
Но даже и тем рабочим, у которых есть хорошее образование и профессиональная подготовка, необходима мотивация. В этом, как и во многом другом, японцы добились удивительных успехов. Уже давно твердят, что корпоративный дух, столь заботливо культивируемый японскими компаниями, базируется на практике пожизненного найма. Если это так, Япония должна столкнуться с проблемами, поскольку ни одна экономическая система не может позволить себе такой гарантии в век, когда для успеха требуются гибкость и приспособляемость. Как бы то ни было, пожизненный найм — в значительной степени продукт трудового законодательства, введенного с подачи западных левых после войны: он вовсе не обязательно является неотъемлемой частью практики, принятой в японской промышленности[119].
Некоторые стороны этой практики совершенно определенно раздражают представителей Запада, в этом, я уверена, многие со мной согласятся. Большинство из нас смущают такие вещи, как гимн компании и фирменные нагрудные значки. Откровенные коллективные обсуждения общих проблем производят впечатление искусственных. И уж точно не в британских обычаях посвящать свое свободное время коллективным мероприятиям, устраиваемым компанией. Дело и развлечение, государственное и частное, коллективное и индивидуальное, — мы, на Западе, привыкли жить, четко разделяя эти вещи.
В остальных же отношениях японская практика управления вполне применима и у нас. Японским менеджерам британские, да и в целом западные, рабочие могли в первый момент показаться несносными, однако со временем японский подход стал давать очень хороший эффект — и не только в компаниях, принадлежащих японцам, но и в тех, с которыми они соприкасались. Подход, предполагающий достижение общего согласия и понимания целей компании, несомненно, имеет смысл с точки зрения психологии. Он — превосходное средство от хорошо всем известного непродуктивного противостояния «двух сторой», которое получило такое распространение в британской промышленности к 70-м годам, что его стали даже называть «британской болезнью». Излечением от этого недуга Великобритания в немалой степени обязана урокам, преподнесенным японцами[120].
В одном аспекте, я уверена, будущее Японии выглядит более оптимистично, чем кажется многим японцам. Это помощь старому со стороны нового, которое вот-вот появится на свет. В прошлом ценности и структуры японского общества, получившие глубокое отражение в системе японского образования, не поощряли проявления индивидуализма. Однако эпохальные прорывы, прежде всего в науке, совершают в основном люди, чья личность и образ мышления воспринимаются современниками не иначе как эксцентричные. Япония же традиционно не оставляла места для эксцентричности. Молодое поколение японцев, которое в наше время учится и работает в Америке и других странах Запада, неизбежно будет отличаться более космополитическим и индивидуалистическим мировоззрением, когда возвратится в Японию. Конечно, с одной стороны, это может поставить под сомнение традиционный уклад жизни, но с другой — привнести элемент инициативы, которой часто не хватает японской экономике. Как только Япония овладеет этим жизненно важным в век информационной революции инструментом, она сможет вновь изумить мир.