Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Я хотела сказать тебе одну вещь. Я попросила Джо взять меня в жены. На прошлой неделе. И он согласился.
– Рад слышать это, дорогая. Тебе достается настоящее сокровище.
– Мне тоже так кажется. Хотя у меня и нет особенного выбора, но Джо мне действительно нравится. Но мы не поженимся до тех пор, пока я полностью не оправлюсь после родов и не стану сильной и здоровой, как прежде. Да сейчас я и подумать боюсь о разговоре с матерью.
– Я ей ничего не скажу.
– И Дьюку тоже лучше ничего не говори. А Барбара все знает, и считает, что так и надо.
Схватки начались у Карен тогда, когда Дьюк прилаживал ремни. Она вскрикнула, застонала и ухватилась за концы ремней, которые торопливо протянул ей Дьюк. Хью положил руку ей на живот и почувствовал, как напрягается ее матка одновременно с приступом боли.
– Тужься, детка, – сказал ей Хью, – и старайся дышать глубже – это помогает.
Она глубоко вздохнула, но только застонала в ответ.
Казалось, прошла вечность, прежде чем она немного расслабилась, выдавила улыбку и сказала:
– Ну, наконец-то прошло! Искренне сожалею о звуковых эффектах, папа. – Если хочешь, кричи на здоровье. Но лучше глубоко дышать. А теперь отдохни немного. Давай разберемся. Джо, тебя придется использовать в качестве повара. Я хочу, чтобы Барбара отдохнула, а Грэйс будет выполнять обязанности медсестры… поэтому придется тебе приготовить обед. И заодно приготовь чего-нибудь холодненького на ужин. Грэйс, ты занесла это в журнал?
– Да.
– Ты заметила, сколько времени длились схватки?
– Я заметила, – сказала Барбара. – Сорок пять секунд.
Карен возмутилась.
– Барбара, да ты в своем ли уме! Они длились никак не меньше часа.
– Ладно, пусть будет сорок пять секунд, – сказал Хью. – Засекайте время появления схваток и сколько они длятся.
Семь минут спустя начался следующий приступ. Карен постаралась последовать совету отца и дышать глубоко. На сей раз она только слегка вскрикнула. Но когда боль отошла, она уже была не в состоянии шутить: она только отвернулась лицом к стене. Схватки были долгими и сильными. Хотя агония дочери и потрясла его, Хью немного приободрился – роды, как будто, обещали быть короткими.
Но получилось совсем наоборот. Весь этот жаркий и трудный день женщина на кровати старалась избавиться от своей ноши. Лицо ее побелело, то и дело она вскрикивала, с каждой потугой живот ее напрягался, мышцы на руках и на шее вздувалась от напряжения. Затем, когда схватки отступали, она откидывалась обратно на подушки, усталая и дрожащая, не в состоянии разговаривать, ни на что кроме происходящего с ней не обращая внимания. Дальше стало хуже. Схватки теперь шли с трехминутными интервалами, причем каждая следующая была длиннее предыдущей и, казалось, более мучительной. Наконец, Хью разрешил ей не пользоваться ремнями: он не заметил, чтобы они помогали. Она тут же попробовала, их как будто не слыша, что он сказал. Казалось, что ремни позволяют ей чувствовать себя немного удобнее.
В десять часов вечера началось кровотечение. перепугалась до смерти она много раз слышала, как опасны кровотечения. Хью уверил ее в том, что так и должно быть и что это свидетельствует о скором появлении ребенка. Да он и сам поверил в это, потому что крови было немного и вскоре кровотечение прекратилось. Казалось невероятным, что роды могут произойти еще не скоро.
Грэйс, похоже, рассердилась и встала. Барбара тут же плюхнулась в освободившееся кресло. Хью надеялся, что Грэйс решила отдохнуть – женщины дежурили по очереди.
Но через несколько минут Грэйс вернулась.
– Хьюберт, – сказала она высоким срывающимся голосом, – я собираюсь вызвать врача.
– Пожалуйста, – согласился он, не сводя глаз с Карен.
– Послушайте меня, Хьюберт Фарнхэм. Вам следовало вызвать врача с самого начала. Вы убиваете ее, слышите? Я намерена вызвать врача, и вам меня не остановить!
– Конечно, Грэйс, о чем речь. Телефон вон там, – он указал пальцем на соседнее крыло. Грэйс, казалось, была слегка озадачена, но затем она резко повернулась и вышла.
– Дьюк!
В комнату торопливо вбежал сын.
– Да, отец?
Хью с усилием выговорил:
– Дьюк, твоя мать решила позвонить по телефону врачу. Пойди, помоги ей. ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?
У Дьюка расширились глаза.
– Где у нас иглы?
– В меньшем пакетике на столе. Большой не трогай – он стерилизован.
– Ясно. А сколько ей ввести?
– Два кубика. Только смотри, чтобы она не видела иглы, а то она дернется.
Тут у него самого дернулась голова: он почувствовал, что у него голова идет кругом. – Нет, лучше введи ей три кубика. Я хочу, чтобы она пришла в себя, выспавшись. Она может справиться с этим.
– Иду, иду, – сказал поспешно Дьюк и последовал за матерью.
У Карен как раз наступил перерыв между схватками и она, видимо, впала в полузабытье. Наконец, она прошептала:
– бедный папочка. Твои женщины доставляют тебе столько огорчений.
– Успокойся, милая.
– Я… О, боже, опять подступает!
Затем, между приступами болей, она вскрикивала:
– О, какая боль! Я больше не могу! Ох, отец, я хочу врача! Ну пожалуйста, папочка! Пусть придет доктор!
– Ты тужься, доченька, тужься!
Схватки все продолжались и продолжались до самой ночи. Облегчения не было, а становилось только хуже и хуже. Уже не было смысла вести журнал схваток – они стали почти непрерывными. Карен уже не могла говорить: среди стонов можно было только с трудом различить невнятные просьбы о помощи. В промежутках между схватками она вдруг то начинала что-то говорить, то не отвечала на вопросы.
Перед рассветом – Хью к тому времени стало казаться, что эта пытка длится по меньшей мере неделю, хотя часы утверждали, что схватки длятся всего восемнадцать часов – Барбара сказала с тревогой в голосе:
– Хью, она больше не выдержит.
– Я знаю, – согласился он, глядя на дочь. Сейчас она как раз была вся охвачена болью, лицо ее посерело и исказилось, рот искривился в агонии, сквозь зубы вырывались сдавленные стоны.
– И что же дальше?
– Я думаю, что необходимо кесарево сечение. Но я не хирург, к сожалению.
– Так что же делать?
– Не знаю. Я не могу.
– Но ведь ты знаешь об этом гораздо больше, чем первый человек, который решился сделать его. Ты знаешь, как обеспечить стерильность. У нас есть сульфаниламиды, а ее можно напичкать демидролом, – она говорила громко, не боясь, что Карен может услышать ее. Карен уже ничто не интересовало.
– Нет.