— Подглядывал! — яростно прошептала Мыскова, готовая уже влепить оплеуху Семёну Моисеевичу.

— Нет, не подглядывал, но ослепительная белизна вашей кожи, особенно выше бедер, просто сверкала сквозь молодую зелень кустиков, милейшая. Слепой да увидит.

— Слепой не увидит, — успокоившись прошептала Мыскова. — Но как мог Вангол увидеть с такого расстояния, что мне, извините, в ягодицу впился клещ?

Пучинский во время всего этого диалога полулежал у костра, то и дело заразительно зевая. Тут он даже сел.

— Не может быть. С такого расстояния не может мужик увидеть букашку даже на ослепительно-белой заднице принцессы! Тем более на заднице! — Мечтательно закатив глаза, Пучинский вдруг серьёзно спросил: — И как он тебе об этом сказал? — При этом Пучинский так подозрительно посмотрел на Мыскову, что точно схлопотал бы по физиономии, если бы Мыскова не была так серьёзно настроена.

— Когда я вернулась, ко мне подошла Тинга и сказала об этом. Более того, она в палатке вытащила из меня этого паразита. Я спросила, как она могла узнать о клеще. Тинга ответила, что Вангол случайно заметил, когда я мылась в ручье. Вот и всё, представляешь, Семён?

— Если честно, не представляю себе, что это возможно, но мне кажется, что это факт, неоспоримо подтверждающий и моё мнение о Ванголе. Этот человек очень интересен. Нина, нужно присмотреться к нему, понаблюдать…

— Не нужно за мной наблюдать, — к костру, от своего чума, стоявшего метрах в двадцати, приближался Вангол.

Пучинский и Мыскова, потеряв дар речи, изумлённо смотрели на присевшего у костра и как ни в чём не бывало поправлявшего угли Вангола.

— Мы уже знакомы десять дней, я убедился, что старый Такдыган не ошибся, назвав вас хорошими людьми. Я сам расскажу вам всё, что вам интересно, чтобы вас не мучили вопросы обо мне. Но только вам двоим, остальные не должны знать того, что узнаете вы. Это условие, я уверен, вы не нарушите, и я говорю о нём для того, чтобы вы не сделали этого случайно. Так что вы хотите узнать обо мне? — Вангол внимательно посмотрел в глаза сначала Мысковой, потом перевёл взгляд на Пучинского.

Оба заворожённо смотрели прямо ему в глаза и не могли произнести ни слова. Первой пришла в себя Нина Фёдоровна и спросила:

— Я насчёт этого клеща, вы что, действительно видели? — При этом её лицо залило краской, а в глазах стоял немой вопрос.

— Да, я заметил случайно, взглянув в вашу сторону, когда вы мылись в ручье. Собственно, я бы не посмотрел туда, но я почувствовал в той стороне опасность, поэтому и посмотрел.

— Невероятно, Вангол. Вы почувствовали опасность клеща на заднице? — встрепенулся Пучинский.

— Семён Моисеевич, как вам не стыдно! — Нина Фёдоровна умоляюще посмотрела на Пучинского.

— Нет, опасность исходила от волков, которые расположились примерно в километре отсюда, вверх по ручью, они уже три дня идут за нами. Но не приближаются, поэтому беспокоиться пока не о чем.

Выслушав Вангола, Пучинский молчал, подставив под подбородок обе ладони, и, вращая глазами, чуть-чуть покачивал головой. Весь его вид говорил о том, что он пытается, но не может поверить в реальность услышанного.

— Вангол, мы не понимаем, как это может быть. Мы видели, как ловко ты стреляешь и двигаешься, но это недоступно и невозможно…

Вангол прервал говорившую Мыскову:

— Я вижу, слышу и чувствую всё, что недоступно обычному человеку. Я не знаю, как это объяснить, единственное объяснение, это — дар духов тайги. Более того, я знаю, о чём вы думаете сейчас. Если мне это нужно, я могу узнать, о чём думает сейчас спящий в палатке ваш товарищ Новиков.

— Невероятно. — Пучинский поднял руки над головой. — Ну о чём, например, я думаю сейчас?

— Сейчас о том, правда ли то, что я сказал, но минуту назад вы думали совсем о другом, Семён Моисеевич. Вы очень трепетно думали о том месте, в которое впился…

— Стоп, стоп, стоп!.. Всё, не надо, я верю, я вам верю, Вангол.

Мыскова, сначала ничего не понявшая, вдруг взорвалась смехом, и этот смех перекинулся на всех. Несколько минут хохотали и Вангол, и Пучинский. Мыскова обоими кулаками небольно стучала по спине укрывающегося от неё Семёна Моисеевича.

Успокоившись, они вновь с серьёзным видом повернулись к улыбавшемуся Ванголу.

— Мне как-то не по себе, — сказала Мыскова. — Вы прямо как колдун из мира фантазий, всё знаете. Вангол, что нам теперь делать? Если честно, то мне даже страшновато. — С этими словами она слегка прижалась к Пучинскому, как бы ища защиты.

— Не бойтесь, к сожалению, знать всё невозможно, я не причиню вам никакого вреда. Но если у вас ещё будут ко мне вопросы, я отвечу на них послезавтра. Почему послезавтра? — Ловя мысленно зарождающиеся в их головах вопросы, Вангол продолжил: — Послезавтра мы остановимся в Долине смерти, оттуда два дня пути до Удогана, которые вы пройдёте уже без нас. На сегодня всё, спокойной ночи. Кстати, вам давно пора спать в одной палатке, вы же любите друг друга. Это я знаю наверняка. Не теряйте драгоценное время.

С этими словами Вангол встал и пошёл к себе в чум, оставив у костра изумлённых, несколько озадаченных и смущённых начальника экспедиции и его зама по науке.

Утром следующего дня проснувшийся первым геолог Новиков с удивлением увидел, что палатка Мысковой, стоявшая рядом с его палаткой, пуста. И когда из палатки Пучинского вылезла Нина Фёдоровна, а следом из-за полога показалась счастливая физиономия Семёна Моисеевича, Новиков всё понял.

— Наконец-то, поздравляю от всей души! — Новиков похлопал по плечу Пучинского и хотел поцеловать Мыскову, но та, выскользнув из его расставленных рук, со смехом убежала к ручью.

— С добрым утром, земля! — заорал, подняв к небу руки, Семён Пучинский. — Боже, до чего же хорошо здесь.

Вангол и Тинга, наблюдавшие за этой сценой, переглянулись и улыбнулись друг другу. Они всё меньше говорили между собой, понимая друг друга без слов. Слова не могли передать то богатство чувств и впечатлений, которые они испытывали и делили между собой взглядом и огромным потоком энергии, окружавшим и связывающим их.

* * *

Третьи сутки вожак вёл стаю по следу небольшого каравана людей. Вёл осторожно, не выдавая себя. Он среди людских запахов и конского пота почувствовал знакомый ему с давних пор запах охотника, погубившего когда-то его стаю. Этот запах был ему ненавистен. Он помнил его, но пока не встречал на своей территории, и вот теперь этот враг вторгся в его владения. Сейчас его стая была уже сильна. Молодые двухгодовалые волки шли след в след с вожаком, слушаясь его беспрекословно. Это был его приплод от тех молодых волчиц, что он тогда вывел из западни. Весна для волков выдалась сытная, рано появившаяся мошка обеспечила стаю сравнительно лёгкой добычей. Косули не могли долго бежать от волчьей погони, мошка забивала их ноздри, и они теряли не только обоняние, но и выносливость. Стая была сытой и шла за вожаком, не требуя отдыха. Этой ночью вожак решил побеспокоить людей. Подойдя к лагерю с подветренной стороны, волки подползли очень близко к пасущимся коням. Лошади были стреножены, и один бросок стаи мог оставить караван без лошадей. Но что-то в последнюю минуту остановило вожака. Недоброе предчувствие заставило его дать команду стае уходить.