Вангол вытаскивал стрелы, остановившие жизнь этого таёжного увальня. Медведь был большой, и нужно было посылать кого-то в лагерь за подмогой, около двухсот килограммов мяса втроём не вынести, думал Вангол.

— Тинга, иди за молодыми в лагерь, пусть возьмут мешки под мясо, а в лагере ставят палатки и запасаются дровами. Придётся задержаться на два дня, закоптить мясо. — Всё это Вангол сказал по-русски, не обращая внимания на начальника экспедиции, ещё не пришедшего в себя.

Тинга, выслушав Вангола, бесшумно исчезла, словно растворилась в тайге.

— Вангол, простите, пожалуйста, но мы не можем задерживаться, мы и так вышли из графика экспедиции, нас ждут в Удогане, — очухавшись наконец и сообразив что-то, сказал, поднимаясь, Семён Моисеевич. — Я признателен вам за спасение, но я начальник экспедиции, и я несу ответственность за сроки и её результаты.

— Вы — начальник экспедиции, вы обратились за помощью к нам, мы ведём вашу группу в Удоган и приведём её в срок, если вы не будете палить из своего карабина по всему живому в этой тайге. Бросать битого медведя нельзя, духи тайги не простят, нужно забрать мясо и закоптить. К тому же ваши лошади нуждаются в отдыхе, они не могут идти так же быстро, как олени. Им нужна трава и овёс, трава ещё слабая, лошади не успевают за короткие остановки восстановить силы, а овёс у вас кончается. Я проводник, и я предлагаю вам принять правильное решение.

Вангол вытащил остро отточенный нож с костяной рукоятью, свадебный подарок Новикова, и начал разделывать тушу. Семён Моисеевич внимательно поглядел на Вангола, точными короткими движениями подрезавшего медвежью шкуру на задних лапах. Из перерезанной Ванголом шеи медведя уходила кровь. Вангол набрал её в берестяной ковш и не торопясь выпил. Капельки тёмно-красной крови скатились ему на грудь. Он набрал ещё ковш и протянул, улыбаясь, Семёну Моисеевичу:

— Пейте, это очень полезно.

— Наверное, это точно очень полезно, но я, пожалуй, воздержусь. Боюсь, мой организм не примет такого угощения. Вот если её поджарить, пожалуй, поем с удовольствием. — Семён Моисеевич, как будто забыв свои слова о несогласии с задержкой, стал ломать сушняк и складывать костёр. — Вангол, не обижайтесь, это вышло случайно, если честно, с испуга. Но вы уж не говорите всем, что я так оплошал, смеяться будут. Пожалуйста, будьте добры, договорились? — уговаривал начальник экспедиции Вангола, пластавшего медвежье мясо.

— Хорошо, Семён Моисеевич, это останется нашей тайной, — смеясь, сказал Вангол, впервые назвав его по имени и отчеству.

Часа через полтора к дымящему костру вышли Тинга и двое студентов, за ними, слегка прихрамывая, подошла Нина Фёдоровна Мыскова.

— Что произошло, Семён Моисеевич? Мы слышали выстрелы. Потом пришла Тинга и позвала нас на помощь. Боже! — Увидев ободранную тушу медведя, Мыскина замолчала, прикрыв рот рукой. — Совсем как человек! — Отвернувшись от туши и устремив взгляд на скромно молчавшего и жарившего на костре свеженину Семёна Моисеевича, она восхищённо спросила: — Семён Моисеевич, вы убили медведя? Вот это да! Вот это трофей! — Мыскина подошла к раскрасневшемуся и смущённому Семёну Моисеевичу и чмокнула его в щёку. — Вы — настоящий охотник, я готова с вами отправиться в дикие джунгли. Когда наша следующая экспедиция в Африку? — смеясь, тараторила она.

Молодёжь тем временем под руководством Тинги укладывала вырезанные полосы мяса в мешки. Вангол передал Семёну Моисеевичу сердце медведя.

— Начальник, зажарь и кушай сердце убитого тобой зверя, это сделает тебя таким же сильным и храбрым.

— Нет, Вангол, садитесь все к костру. Если бы оно сделало меня более мудрым, я бы съел его один, а силой и храбростью я хочу поделиться со всеми. Прошу всех на свеженину.

Семён Моисеевич по-хозяйски хлопотал у огня, угощая пришедших кусками подгоревшего на огне, но сочного мяса.

Игорь и Владимир, усевшись у костра, с удовольствием уплетали медвежатину. Присоединились и Вангол с Тингой.

Уже неделя, как Вангол и Тинга, уступив уговорам, согласились стать проводниками этой заблудшей экспедиции. Вышедшая из Иркутска экспедиция должна была, обойдя Байкал с северной стороны, произвести разведку наиболее близкого маршрута до Удоганского месторождения. По картам, имевшимся в институте, они должны были уже выйти на Удоган. Однако или сбились в пути, или карты были несовершенны. Старый Такдыган, которому они показали карту, смеялся, по его мнению, по этим рисункам на бумаге они никогда не придут к цели. Нужно ходить по звёздам и знать тайгу. Узнав о том, куда идёт экспедиция, Такдыган сказал им, что туда десять дней пути, и он мог бы их вывести на Удоган, но плохо себя чувствует. Посоветовал обратиться к Ванголу, который также хорошо знает этот путь. Вангол, выслушав пришедших к нему Пучинского и Мыскову, согласился не сразу, он для порядка поторговался и, как истинный эвенк, согласился на то, что проведёт экспедицию до Удогана и там получит в качестве оплаты две палатки, два спальных мешка, большой медный чайник и железную лопату. Заключив такой договор, удовлетворённые стороны разошлись, чтобы ранним утром следующего дня отправиться в путь. Вангол и Тинга отправлялись налегке, взяв с собой четырёх ездовых оленей и важенку с телёнком. Оба были вооружены луками и пальмами. Десятидневный запас вяленого мяса и рыбы, взятый Ванголом с собой, предназначался скорее для угощения членов экспедиции, чем для себя, и занимал небольшой кожаный мешок, притороченный к спине одного из оленей. Увидев их, готовых к пути ранним утром, Пучинский только развёл руками.

— Вот, товарищи, — обращаясь к своим просыпающимся коллегам, сказал он, указывая на проводников, — как должен выглядеть настоящий путешественник. Ничего лишнего, и хорошее настроение всегда.

Атлетически сложенный Вангол и миниатюрная Тинга с луками за спиной и пальмами в руках выглядели в глазах членов экспедиции как сошедшие со страниц книги древней истории народов Сибири живые образцы. Мыскова, Новиков и оба студента буквально как в музее ходили вокруг них, трогая руками их одежду и оружие, чем вызвали улыбку у Вангола и смутили Тингу. Через два часа Ошана с младшей дочерью и Такдыганом проводили уходившую в тайгу экспедицию.

— Так должно было случиться, не беспокойся за них, Ошана, они скоро вернутся, чтобы уйти уже надолго, может быть, навсегда, — сказал Такдыган, обняв свою внучку.

На прощание Пучинский подарил Ошане небольшой букет полевых цветов и нежно поцеловал в щёку. Не знал Семён Моисеевич, что он подарил ей не только цветы и немножко женского счастья, но и черноглазого, кудрявого сына, который родится через девять месяцев и никогда не встретит на земле своего отца. Впрочем, встретить-то он его встретит, так получится, но не узнает.

Насытившись жареным мясом и загрузив мешки, под весёлые шутки Мысковой и Пучинского охотники вернулись к лагерю, где оставался Новиков. Он сидел у костра и кипятил чайник, ожидая ушедших. Палатки были расставлены, лошади паслись неподалёку, выщипывая редкую молодую зелень. Появившаяся мошка мучила несчастных животных, забивая им ноздри и заставляя постоянно передвигаться, ища спасения в дыме костра.