Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что тебя вчера унизили. А ты не позволила мне вступиться.
– Разрешения ты не спрашивал. Взял ситуацию в свои руки.
Наши глаза встречаются, его вспыхивают огнем. Я отшатываюсь и ежусь. Паша же даже не моргает.
– Твой бывший тебя слил? – чеканит слова, и я понимаю отчетливо, что он видел все. Вообще все.
Я была готова к этому, но отчего-то становится душно.
– Ты поэтому охотилась за моим мобильным? Проверяла каждый раз, успела ли включиться блокировка. Заглядывала, кто звонит и пишет. А потом поставила ультиматум. Ты думала, у меня там твои фото? Или что я сделал новые? Диана, из-за этого козла ты меня боялась?
Адомайтис смотрит точно в глаза. Бесится. Сильно. Так, что воздух становится густым, его вдыхать тяжело. Паша не нападает, он ждет ответа. А я молчу. Просто молчу. Кроме родителей, полиции и пары подруг, ни с кем не обсуждала этот вопрос.
Открываю рот, закрываю. Снова открываю. Не могу ни звука вымолвить. Я ведь пережила это все. Отболело! Когда вчера нахал из бара показал мне фото, я расстроилась, но не смертельно! Ведь не первый раз, господи!
Почему же перед Адомайтисом так невыносимо стыдно?
– Диана, вчера мне твои фото показали друзья. Я раньше их не видел.
Показали его друзья за столом.
Слезы разрешения не спрашивают. Им плевать, что подставляют. Превращая меня в жалкое подобие самой себя. В уязвимую влюбленную дурочку. Они брызгают из глаз и струятся потоком по щекам. Я вдруг начинаю плакать и не могу остановиться. Мы ведь должны были по-хорошему поговорить! Спокойно, без истерик. Я себя настроила!
Жалобно всхлипываю.
– Иди ко мне, – зовет Паша.
Я отрицательно качаю головой.
– Не обижу. Иди, – приглашает он, раскрыв объятия, что становится последней каплей.
Я так хотела, чтобы он понял. Все понял и все равно меня выбрал.
Глава 30
«Тебя слили – ха-ха!!»
С этих слов однажды началось мое утро. Будучи миролюбивым и позитивным человеком, я даже не сразу поняла, о чем речь. К тому же сообщение пришло от неизвестного контакта в директ. Дурак какой-то балуется. Удалила и забыла.
Пошла в душ, волосы высушила, макияж нанесла. И когда вновь взяла мобильный в руки, обалдела! Столько сообщений и пропущенных от друзей, знакомых и незнакомых, словно у меня день рождения.
Запаниковала, перепугалась! Но масштабы осознала не с лету. Я ведь была за мир, дружбу и жвачку. Сама бы никого не стала буллить. И решила, что никто не будет. Ведь каждому понятно, кто жертва. И вести себя нужно, будто ничего не случилось. Не нарушать границы другого человека.
Понедельник был, у меня пары плотные с утра до вечера. Больше всего на свете я любила заходить в аудиторию, чувствовать на себе взгляды десятков студентов. И начинать говорить.
Я ведь и правда обожала преподавать! Бывало, что ночью просыпалась и обдумывала вступления к лекциям или лабораторным. Жила этим. Блеск в глазах учеников становился наградой.
Коллеги в университете еще держались. Бросали долгие взгляды. Но люди образованные – сумели молчать. Студенты же встретили насмешками и хихиканьем. Наверное, не все. Люди ведь разные есть. В каждом обществе, в каждой отдельно взятой группе есть честные и благородные, сочувствующие и понимающие. Но также найдутся злые и мелочные. Мстительные. У некоторых людей поле боя внутри расположено, и чем бы они ни занимались – всегда лишь сражаются. С продавцами в магазине, со случайными прохожими, с незнакомыми людьми. Таким людям непременно нужна жертва. Объект травли. Гадкий утенок, который чем-то провинился.
Знаете, почему среди наших ближайших родственников, шимпанзе, нет ни одного альбиноса? Белых обезьянок еще в детстве убивают свои же, потому что те слишком отличаются. Несмотря на все попытки матерей уберечь. Некоторые люди – те же обезьяны, они не выносят, когда кто-то хоть на каплю другой.
Я удалила нескольких борзых с занятия и отвела его до конца, после чего укрылась на кафедре. Оттуда меня и вызвали в деканат.
– Диана Романовна, эту неделю вам лучше не появляться на работе. Нужно подождать, пока все утрясется. А там видно будет.
Примерно через пару недель тот же декан намекнул, что будет правильнее написать заявление на увольнение. Ведь я не хочу «прославить» его университет.
Мой отец бизнесмен, наш город опутан сетью его супермаркетов. Он один из главных спонсоров общегородских праздников, занимается благотворительностью. Да и сам живет не бедно. Этого оказалось достаточно, чтобы отличаться. Чтобы меня захотелось разорвать.
Я поехала к родителям. Сергею написала:
«Привет! Ты в курсе, что случилось?!»
Думала, взломали его или что-то такое. Мы как-то напились и устроили развратную фотосессию дома, потом я все удалила с его телефона. Не знала, что он успел скопировать.
«Значит, я недостаточно хорош для тебя? Нет мотивации у меня? Не стремлюсь ни к чему? Это спустит тебя с небес на землю, Диана. Или ты вернешься ко мне на моих условиях, или эти фотографии будут всюду! Я буду присылать их каждому мужику, который на тебя взглянет».
Именно это его сообщение и помогло нам в полиции. Глупый-глупый Сережа. Он думал, что влиятельный отец захлебнется позором и ополчится на меня же. Ошибся.
У отца у самого внутри нескончаемые сражения. Будь он дома, на работе, на рыбалке – неважно. В душе раненный. В душе всегда поле боя и жажда вызова. И этот вызов ему бросил старший менеджер по продаже бытовой техники Сережа.
Сергей приезжал потом извиняться. Умолял замять. Любил сильно. Не принял, что ушла. А когда осознал, что потерял, увидел своими глазами, что за мной другие мужчины ухаживают, пошел ва-банк и измарал в позоре. Чтобы у меня выхода не было, чтобы я вернулась.
Я сижу на теплом пыльном капоте и совершенно не беспокоюсь о джинсах. Над головой черное небо, вдали у ларька музыка и движуха. Счет времени давно потерян. Паша стоит совсем близко, между моих ног. Достает сигарету, зажимает обалденными губами.
Я не позволила себя обнять. Вышла из машины и предложила пройтись вдоль трассы. Трафик нулевой здесь, почти деревня. Никто не мешал Павлу молчать или тихо ругаться, мне – всхлипывать.
Потом я дерзко запрыгнула на капот его машины и рассказала, как было. Поделилась эмоциями, что переполняли молоденькую девушку, на которую голос-то ни разу в жизни не повысили. И которой пришлось научиться обороняться,