— Пехлеваны умеют терпеть боль… друг мой! — насмешливо ответил Керуш, передразнивая обычное обращение доктора.

— Я тоже, хоть и не пехлеван. Весь вопрос в интенсивности ощущений. Плюс необходимый психологический эффект и готово дело. Ну-с… умереть я вам не позволю, можете не сомневаться… сейчас я схожу за инструментами и начнем, пожалуй, с флебэктомии по методу Троянова-Тренделенбурга. Проще говоря, я буду извлекать из вас вены. Без наркоза. И спасибо за то, что назвали меня другом! — Доктор коснулся его плеча и вышел.

В дверях он обернулся, сказав напоследок:

— Вы обрекаете себя на мучительную и совершенно ненужную боль. Подумайте над моими вопросами, а также над моим старым именем. Вы же разведчик, вдруг что да слышали — это может помочь принять правильное решение.

Дверь захлопнулась.

О да! В подвал вела железная дверь на петлях с ржавым пружинным досылателем. Никаких диафрагм, поднимающихся и раздвигающихся створок. Под потолком — лампочка в сетчатом колпаке. Керуш забыл, где и когда последний раз видел лампочку вместо люминогенной световой панели…

Зато он вспомнил один относительно недавний инструктаж, а потом еще несколько. Отточенная память не подвела. Он вспомнил имя «Доктор Скальпель», и что оно означает. Вспомнил и громко завыл в смертельной тоске.

Через день его тело нашли в том самом городском парке. Это была первая жертва знаменитого Вурдалака из Кирты.

* * *

— Ты долбаный кретин! Ты что творишь, псих?!

— Соломончик! Не надо!

— Не надо?! Ах ты говно! Довольно я терпел! На! На!

— Соломончик! Убьешь ведь! Больно!

— И убью! Сука! Тварь бешеная! Отморозок! Ну-у-у, сука! Куда пошел?! На!

Если бы дом на окраине Кирты имел чуть худшую звукоизоляцию, соседи и прохожие узнали бы массу подробностей из жизни двух средних лет мужичков, которые делили левую и правую его половины. Недавно въехали, вроде как на пенсии, хотят быть подальше от шума центральных планет.

Обычно свое желание они воплощали с завидной аккуратностью. Но только не сегодня.

Сегодня утром один из мужичков — огромный, лысый, с густой короткой бородой — вышел за газетами (оба читали по старинке только бумажные газеты), пробежал заголовки и медленно налился гнилым малиновым цветом. Пудовые кулачищи сжались, а борода встала колом.

Он побежал домой, но не к себе, а на соседскую половину. Открыл дверь своим ключом, подкараулил и теперь выказывал свое неудовольствие.

— Дебил! Больной дебил! Ненормальный сукин сын! Маму твою грубым образом!

Каждое ругательство сопровождалось звучным ударом. Здоровяк не стеснялся, лупил от души. Постепенно возражения страдательного залога стали все тише, а потом совсем стихли. Бородач кинул окровавленное тело на диван, подумал и спихнул ногой на пол — еще испачкает мебель!

Минут через пятнадцать, когда избитый очнулся, здоровяк сидел на столе и пил виски без содовой. Чистоганом.

— Ну что, козел, очухался? — спросил он и отхлебнул из стакана.

— М-м-м… я…

— Ты что удумал? Не нагулялся?! Ты что устроил, а?! Весь город на ушах!

— Соломончик, я не понимаю… — пролепетал избитый. Точнее, попытался пролепетать.

— …Не понимаешь?! Не понимаешь?! Я те сейчас поясню!

Соломончик схватил товарища за грудки и всадил лоб в переносицу. Потом, все так же за грудки, отправил в полет до стены, о которую тот и шмякнулся, распугав по дороге всю парящую мебель. Здоровый вытер с лысины кровь и швырнул на грудь валявшемуся стопку газет.

— Вот это, скажешь, не твоя работа? Четыре трупа без потрохов! Здешнее захолустье в полнейшем шоке, здравствуй, комендантский час, перлюстрация переписки и все прочие радости! Не ты выступил? Ну давай, попробуй соврать! — Соломончик поманил к себе ладонями, будто приглашая сидевшего у стены пойти к нему.

— Ну, я, — ответил тот. — Но я не сорвался, как в тот раз! Нынче у меня очень веские причины. Могу объяснить!

— Ну попытайся! Хотя для четырех расчлененок требуется нечто большее… — Он начал снова закипать. — Ты, кретин, понимаешь, нет, что нам здесь жить?! Я добыл чистые документы! А ты готов из-за своей гнилой башки все засрать?! Да я сейчас тебя просто убью…

Битый закрылся газетами, словно защищаясь, и быстро затараторил:

— Соломончик, я в этот раз действовал не только на благо медицины, но и на благо общественного порядка, так как нам здесь жить, по твоему же справедливому замечанию!

— Комендантский час — это порядок? Ты какого хера двух клонов из посольства завалил?!

— Погоди! В этом-то все и дело! Я не двух клонов завалил, а четырех! Они все клоны! Только эти, посольские — из резидентуры, остальные — нелегалы. Полагаю, что диверсанты! Вот смотри, что я нашел в тайнике, возле которого караулил! — Он протянул бородатому маленький чемоданчик, который выронил во время экзекуции.

Некоторое время тот смотрел внутрь и моргал, потом закрыл и только смог сказать:

— Полный кофр реактана. Это что ж такое? Откуда?

— О! У меня теперь много такого! Это посольские прячут по тайникам, а нелегалы их вынимают. Или не вынимают. Я уже две недели слежу за этими мизераблями. И знаешь что, Соломончик, если уж мы тут собрались жить, надо бы как-то взбодрить начальника местного гарнизона. Ты же понимаешь, что означают вот такие тайники и активность резидентуры?

— Еще раз, как тебя зовут? — спросил полковник-танкист у гостя.

— Салман Гуэрера Маркес Эстебан. Вот мои документы, — ответил гость.

— Так что тут за паника? — Полковник выглядел нахохленным, очень злым и невыспавшимся, хотя и было на дворе 17.00 по местному времени.

— Я повторяю. Я долго сидел и анализировал данные по развертыванию сил Конкордии. Вывод один, с непреложностью математической формулы: на нас нападут не позднее середины января 2622 года. Скорее всего в начале, на праздники — очень удобно. Или на Новый год или на ваше православное Рождество.

— Можно подумать, аналитики в Москве дурнее тебя сидят. — Полковник почесал ус и поглядел зачем-то вверх, видимо, в главном штабном направлении.

— Я, как и ты — человек военный, майор, только в запасе. Кое-что понимаю. Так вот…

Салман долго думал, как бы преподнести информацию военным начальникам Кирты. Ведь не скажешь, что приятель вообще-то конченый псих и любит вырезать у людей внутренности. Только он нынче неопасен, даже наоборот: поймал и запытал вон сколько вражеской агентуры! И взрывчатку не предъявишь, и газы, потому как возникнет вопрос: где те парни, которые владеют всем этим добром?! А парни-то пребывают в немного неживом и совсем некомплектном виде. Неловко.

В результате Салман вспомнил две вещи: как писать аналитическую записку, чтобы хотелось верить, и что он знает командира танкового полка полковника Уховатова, через которого можно было бы добраться до военного коменданта Кирты.