Ангел оглядывает длинную цепь сундуков, сумок, укладок и,закрыв крыльями лицо, падает в обморок. Николетта, став багровой отнегодования, вытаскивает из кармана его хитона мобильный телефон и капризноговорит:

– Небесная канцелярия? Безобразие! Прислали за мнойкакого-то инвалида. Где «Кадиллак»? У меня багаж в руках не умещается.

Я взял телефон и набрал номер маменьки. Очень хорошо знаю,что Николетта сама не любит снимать трубку, сейчас отзовется Тася, бывшая мояняня, теперь домработница матери, а мне требуется поговорить именно с ней!

– Алле, – прогудела Тася, – говорите.

– Это я, только не кричи.

– Ща, погодь, – шепнула Тася.

Из телефона понеслось шуршание, треск, шум, в конце концоввновь прорезался голос.

– Все, теперича говори, я в сортир ушла, только там от нееспрятаться можно, – стала жаловаться Тася, – севодни велела торткупить, из зефира, а где его взять? Она обозлилась дико, дескать, у Люки такойвчера лопала, и ей теперь подавай, гости едут!

– Что у вас происходит? – перебил я бывшую няньку.

– А нормально все.

– Николетта заболела?

– Скорей я копыта отброшу, чем она чихнет, – вздохнулаТася.

– Твоя хозяйка поругалась с врачом? С Сергеем?

– Он же отдыхать уехал, – пояснила Тася, – с женойв Испанию подался. Ой, у нас такое было!

– Что именно? Сделай одолжение, говори кратко.

Но ясно и быстро излагать свои мысли умеет далеко не каждыйчеловек, поэтому сейчас, опустив кучу ненужных подробностей, я изложу сутьдела.

Николетта позвонила врачу, услышала, что тот за границей,пришла в негодование, кинулась жаловаться Коке, а та моментально прислалазаклятой подруженьке эскулапа по имени Лукьян. Тот выписал маменьке кучусредств и пообещал, что, приняв их, она станет молодой, красивой, умной,богатой, счастливой, натуральной блондинкой с грудью четвертого размера…

– Сколько можно в туалете торчать, – вклинился в мерныйговорок Таси вопль Николетты, – гости вечером приедут, а у нас…

– Пока, Ваняша, – быстро сказала Тася и отключилась.

Я вынул сигареты, значит, можно не спешить и волноватьсяопределенно ни к чему, но лекарства купить следует, иначе не избежать скандала.Интересно, какую прибыль фармацевтическим компаниям приносят истеричные особы?Это тема для диссертации: «Влияние дурного поведения и капризности клиентов наколичество продаж».

Телефон ожил, на том конце провода была Нора.

– Едешь к Оськиной, – сурово заявила она, – пишиадрес. Впрочем, ее муж тебе должен быть знаком. Профессор живет в доме, которыйрасположен напротив твоих родных пенатов, такое зеленое здание…

– С белыми балконами?

– Именно так он его и описывал, – согласиласьНора. – Зовут ученого – Загребский Владилен Карлович, представишьсясотрудником телепрограммы «Врачебные тайны».

– Есть такая?

– Понятия не имею, вполне вероятно, что да, сейчас тьмавсяких шоу на разных каналах. Не перебивай меня, – стала сердитьсяНора, – кати к нему сию минуту, не задерживаясь, он ждет, жаждетрассказать всю правду о трагедии, случившейся с женой. Твое дело понять: мог онотомстить Араповой или просто так сболтнул про Чечню и похищение? Очень мне егозаявление не понравилось, слишком точно в десятку попало! Думаю, не случайно онэто сказал, либо сам подлость Марине устроил, либо знает что-то интересное.

– Навряд ли человек, замысливший столь масштабноепреступление, станет трепать на каждом углу о своих планах, – я попыталсяслегка остудить слишком горячую голову хозяйки.

– Ваня, – гневно воскликнула Нора, – роль великогопсихолога тебе явно не по плечу! Фразу про Чечню Владилен Карлович выкрикнул взапале, в момент нервного припадка, в подобную минуту человек не следит засобой, несет что ни попадя, он похож на пьяного, а у алкоголика, как известно,что на уме, то и на языке! Поторопись к Загребскому.

* * *

Чтобы попасть в нужный подъезд, я воспользовался домофоном иуслышал искаженный помехами голос:

– Кто там?

– Корреспондент программы «Врачебные тайны», вас должны былипредупредить о моем визите.

Замок тихо щелкнул, я вошел в подъезд и ощутил приступностальгии. Во времена моего детства район, где находится квартира Николетты,считался суперпрестижным, тут высились кооперативы, в которых жили писатели,актеры, музыканты и ученые. Для первых трех категорий построили современныездания из светлого кирпича, квартиры в них были похожи, словно однояйцевыеблизнецы: длинный коридор, от которого отходят комнаты, десятиметровая кухня,раздельный санузел, правда, ванная крохотная, и кладовка. По нынешним временамэто очень скромное жилье, но в эпоху социализма основная масса людей ютилась вкаморках, о десятиметровой кухне народ даже и не мечтал. К тому же в подъездахэлиты сидели консьержки, совсем уж редкие птицы для советской Москвы. Приходя вгости к Лене Котовой, чьи родители служили Мельпомене[3],или забегая к Толе Раскину, папа которого был пианистом, я оказывался словно усебя дома, даже мебель в большинстве случаев повторяла нашу, о книгах я уже ине говорю, тома Вальтера Скотта розового цвета, «серый» Джек Лондон,«оранжевый» Майн Рид, «темно-зеленый» Диккенс и обязательно собрание сочиненийЛенина, все пятьдесят пять толстых томов.

Мы сидели на польских стульях, пили чай из сервиза,сделанного в Чехословакии, зажигали люстры, произведенные в ГДР, и смотрелителевизор «Рубин».

Но зеленый дом и его жильцы тогда казались анахронизмом наобщем фоне. Когда в районе началось массовое строительство кооперативов, зданиес белыми балконами уже высилось между деревьями, и там давно обретались ученые.Квартиры у них были невероятные, похожие на лабиринты с загогулистымикоридорами, мебель, на мой тогдашний, детский взгляд, жуткая: резные буфеты,столы на львиных лапах, зеркала в бронзовых рамах. Я часто ходил сюда в гости коднокласснику Алексею Вассерману. Если честно, меня привлекал не сам Леша, аего дед Иосиф Давидович, энциклопедически образованный историк. Какая у негобыла библиотека! Иосиф Давидович охотно давал мне книги, требуя лишь аккуратнообернуть их в бумагу.

Потом старик умер, мы закончили школу и разбежались в разныестороны, Лешу я практически никогда не вижу, а об Иосифе Давидовиче вспомниллишь сейчас, войдя в знакомый с детства подъезд.