— Гамид-Элеонора никого и ничего не боится! — гордо отвечала венецианка. — Зови своего капитана.

Немного спустя в залу вошел тот самый турок, который провожал герцогиню к месту ловли пиявок, и с видимым беспокойством спросил:

— Тебе было угодно приказать мне явиться, госпожа?

— Да, ты мне нужен, — ответила Гараджия, закуривая новую сигаретку и располагаясь на одном из мягких диванов, окружавших залу. — Я скучаю.

— Что могу я сделать для твоего развлечения, госпожа? Прикажешь приготовить шлюпку для морской прогулки?

— Нет…

— Желаешь видеть, как наши индийские бойцы разбивают друг другу головы своими кистенями?

— Это, может быть, в другой раз… за неимением лучшего.

— Так что же тебе угодно приказать, госпожа?

— Мне хотелось бы удостовериться, имеешь ли ты все еще право называться лучшим бойцом нашего военного флота. Здесь у меня находится человек, готовый схватиться с тобой и даже уверяющий, что тебе едва ли удастся справиться с ним.

— Вот как. Где же он? — недоумевал турок, изумленно оглядываясь.

Гараджия движением руки указала ему на герцогиню, сидевшую с таким спокойным видом, точно дело совсем не касалось ее.

Турок сделал движение еще большего удивления.

— Так ты желаешь противопоставить мне этого мальчика?! — вскричал он дрожащим от сдержанного негодования голосом. — Тебе угодно посмеяться надо мной?

— Я — мальчик?! — в свою очередь, воскликнула герцогиня, но без всякого раздражения, а лишь с обычной ей иронией. — Ну, капитан, я не прочь показать тебе на деле, какой я « мальчик».

— Виноват, эфенди, я погорячился, — поспешил извиниться турок, вспомнив, что имеет дело с сыном мединского паши.

Гараджия спокойно курила, с видимым удовольствием слушая, как перебрасывались словами оба капитана — настоящий и мнимый.

— Ты хочешь смерти этого юноши, госпожа? — снова обратился к ней турок. — Не забывай, что это сын очень важного человека. Как бы из-за него у тебя не вышло неприятностей с Мустафой, а не то так и с самим…

— Я у тебя советов и наставлений не спрашиваю, Метюб! — язвительно прервала Гараджия. — Исполняй только то, что я тебе приказываю. Ты знаешь, я не люблю лишних рассуждений.

— Хорошо. Я повинуюсь тебе, госпожа, и уложу этого молодого эфенди первым же ударом.

— Ну, этого я вовсе от тебя не требую… Ну, мой прекрасный кавалер, — обратилась она к герцогине, — предоставляю тебе право выбора оружия как моему гостю.

В то время как герцогиня оглядывала собрание оружия, молодая турчанка незаметно для нее знаком подозвала к себе своего капитана.

— Что тебе угодно, госпожа? — спросил он, нагнувшись к ней.

— Помни, — с угрозой шепнула она ему на ухо, — если ты убьешь этого юношу, то сегодня же вечером не увидишь больше заката солнца! Можешь выпустить из него несколько капель крови, но и только. Смотри, не забудь моих слов и не увлекись в пылу боя.

Метюб с наружной покорностью склонил голову, едва сдерживаясь, чтобы не излить кипевшей в нем досады, и молча принялся отодвигать в сторону большой стол с целью освободить побольше пространства для предстоящего поединка.

Герцогиня сняла со стены несколько итальянских шпаг с длинными плоскими клинками и надежными остриями и пробовала их, сгибая в руках.

Когда она вернулась на середину залы, турок, ни на мгновение не упускавший ее из глаз, оказался вооруженным точь в точь такой же шпагой, как она, хотя в душе желал бы иметь в руке более привычную ему кривую саблю.

— Удивляюсь, эфенди, — сказал он, — как ты, будучи арабом, желаешь пользоваться оружием, заимствованным у христиан. Это очень странно.

— Может быть, — ответила герцогиня. — Но это объясняется очень просто: мой учитель боевого искусства был христианский ренегат, который и научил меня владеть этим оружием. Он говорил, что только посредством такого оружия и можно выказать умение биться на поединках.

— Ты говоришь лучше самого пророка, эфенди, — заметила Гараджия, закуривая третью сигаретку. — Будь я Селимом, непременно сделала бы тебя начальником телохранителей своего сераля.

Герцогиня, начинавшая находить внучку великого адмирала довольно скучной, капризной и слишком бесцеремонной, ответила ей только тонкой улыбкой.

— Готов, Метюб? — осведомилась Гараджия у турка.

— Готов, — ответил он, также пробуя гибкость и крепость выбранной им шпаги. — Да, — добавил он немного спустя, — этот клинок жаждет крови… Угодно начинать, эфенди?

— С удовольствием, — отозвалась герцогиня, становясь в боевую позу. — Знай, что и мой клинок не прочь отведать крови.

— Непременно моей?

— Да, за неимением лучшей.

— Ну, надеюсь, моя кровь останется при мне, по крайней мере, на этот раз, и твоей шпаге придется подождать другого случая утолить свою жажду… Берегись, эфенди!

Вместо всякого ответа герцогиня красивым движением опытного бойца опустила шпагу, подставляя себя таким образом всю под удар противника.

— Однако, эфенди, — заметил Метюб, — в этом твоем движении слишком много самонадеянности. Я считаюсь лучшим бойцом во всем флоте, но никогда бы не решился проделать такую опасную штуку, не будучи вполне знаком с силами своего противника. Право, эфенди, ты уж слишком смел.

— Пожалуйста, не беспокойся обо мне, капитан, — холодно произнесла герцогиня. — Я не люблю попусту терять слов с тем, кто стоит против меня с оружием в руках.

— Да? Ну, так вот получай! — крикнул турок, с молниеносной быстротой делая выпад.

Не пошевельнувшись ни на волос с места, герцогиня с такой же быстротой отпарировала удар и в следующее мгновение острие ее шпаги проткнуло шелковый камзол Метюба как раз над тем местом, где находится сердце, не проникнув, однако в тело.

— Клянусь пророком, — вскричал ошеломленный турок, — этот юноша очень опытный воин!

Гараджия, не менее пораженная удивительной ловкостью удара герцогини, отбросила в сторону сигаретку и не без насмешки сказала турку:

— Ну, Метюб, кажется, ты нашел, наконец, противника, который шутя справится с тобой? А ты еще так пренебрежительно назвал его мальчиком!

Турок испустил глухое рычание.

Герцогиня снова стала в оборонительную позу, угрожая противнику новым выпадом. Простояв мгновение неподвижно, она вдруг с такой силой атаковала противника, что тот был вынужден отскочить в сторону, с трудом отпарировав удар.

— Браво, эфенди! — крикнула Гараджия, впиваясь в герцогиню пылающими глазами. — А ты, Метюб, можешь считать себя уже побежденным.

Но турок, видимо, не был согласен с таким выводом своей начальницы и яростно кинулся на противника.