Она надеялась попасть на стажировку в «Прометей», в их офис на Яманотэ.

– А чем они там занимаются?

– Понимаешь, они там разрабатывают компьютерные программы. У меня это неплохо получается, и никто не возьмет меня замуж, так что надо самой о себе позаботиться, понимаешь?

На экране ее аватарка метала молнии из кончиков пальцев, а моя валялась мертвой, возвещая о поражении.

– Ну что, еще один заход? – спросила я, пододвигая свою сумочку поближе к ее, чтобы было удобнее стянуть у девушки мобильный телефон.

– Идет… еще один заход…

Дисциплина.

К тому дню, когда Рэйф Перейра-Конрой прилетел в токийский международный аэропорт, чтобы потом посетить филиал «Прометея», я уже выкупила подробнейшую схему его маршрута у раздраженного водителя в Монако, которому казалось, что ему дали недостаточно чаевых.

«Этот парень – миллиардер, – негодовал он. – Таким ребятам не пристало платить по километражу».

Когда он прибыл на своем частном самолете, я уже была в аэропорту и провела его кортеж из трех машин по улицам Токио до апартаментов на верхнем этаже жилого комплекса в районе Тиёда. У входа в тридцатиэтажное здание его встречала женщина. Филипа Перейра-Конрой, старшая сестра, некогда ученый, а теперь глава отдела разработки «Совершенства» во всей его технологической красе. Газетные фотографии не делали ей никаких одолжений: она была лишь размазанным пятном из пикселей за спиной своего младшего брата.

Все мысли представляют собой обратную связь и ассоциации.

Мир сверхбогатых и всемогущих не так уж велик. Иногда случайно встречаешь знакомые лица, даже если они и не помнят тебя.

Как женщина в элегантном костюме, с элегантной визитной карточкой и внушительным подношением, которое я с поклоном вручила обеими руками управляющему зданием, я получила ознакомительный тур по башне, где остановились брат и сестра Перейра-Конрой.

– Моя компания специализируется на проектах элитных жилых комплексов для бурно развивающегося рынка на Ближнем Востоке. Нам есть чему поучиться у Японии, – заявила я, когда он показывал мне интерьерные ручейки, которые деловито журчали в вестибюле здания, пальмы, росшие в огромных горшках с землей, присыпанной белым ракушечником, и сад камней на двадцать первом этаже.

– Мистер Ко из сто двадцать восьмых апартаментов – мастер дзэн, – объяснил управляющий. – Он присматривает за подобными вещами.

– А мистер Ко где-нибудь еще применяет свое искусство?

– Конечно, мэм. Он и гинеколог, и мастер дзэн.

– А это принятое сочетание?

– Я так не думаю. Большая часть священства приходит из сферы финансов.

Я считала летящих птиц, выгравированных в серебре на стенах двадцать третьего этажа. Если узоры из склоняющегося тростника, цветков лотоса, лепестков цветущей вишни, уносимых ветром, и созданий, вылетающих из воды к небу, и повторялись, то я не смогла бы указать, где именно.

– А как тут можно заполучить апартаменты? – спросила я. – Я не смогла разыскать их список в Интернете…

– Никак, мэм! Нужно достичь совершенства.

– Это какая-то буддистская максима, которую я не до конца поняла?..

– Нет, мэм. Здесь живут только члены Клуба ста шести.

Я остановилась как вкопанная, и лишь когда он тоже остановился, чтобы искоса поглядеть на меня, я вспомнила, что нужно продолжать улыбаться, продолжать шагать, быть моей улыбкой, моей походкой, и ответила как можно более непринужденно:

– Ну, разумеется. Они – именно та клиентура, под которую мы планируем наши проекты.

Я считала двери, окна и этажи.

Я считала шаги и ступени.

Из всего этого я вычислила количество членов Клуба ста шести, живущих только в этом здании, и на какое-то мгновение испугалась.

Женщина в тесной пошивочной мастерской за углом дома с апартаментами.

– Раньше были дешевые дома, хорошие дома для людей на правительственные субсидии, – ворчала она, рассматривая дыру на юбке, а я, облокотившись на прилавок, пыталась разобрать ее английский с очень сильным акцентом. – Бедные люди, тяжелая жизнь. Но начальники сказали: не пойдет, снести, строить большие апартаменты для важных шишек. Много протестов, много петиций, но все без толку. Министр говорит, что большие новые апартаменты – это хорошо: а теперь министр тут живет! Обращались в полицию, но комиссар полиции тоже тут живет. Говорит, что это прекрасное, прекрасное место для жизни хороших людей.

– А где теперь те бедные люди? – спросила я.

Она пожала плечами:

– Токио слишком дорогой для них. Уехали из города туда, где подешевле. Тяжело, тяжело. А там, где подешевле, работы не найдешь. Им не по карману жить в дорогих домах. Некуда им деваться.

Она подняла юбку и с внезапным торжеством в голосе поинтересовалась:

– Что вы об этом скажете?

Я изучила вызывающий наряд – не мой, – нечто сшитое из серой шерсти с вплетенным узором в ярко-синюю клетку, и, пожав плечами, ответила:

– По-моему, нормально.

– Это юбка клубной танцовщицы! Она порвала ее ногтями, когда раздевалась! Она девушка хорошая, очень хорошая, хотела стать компьютерщицей, но оценок не хватило. Теперь вот клуб держит, всегда чаевые, иногда приносит сладкие булочки, потому что я вдова. Всегда ведь можно жить, да? Люди говорят, что ты должен делать одно, а вот мир говорит – что совсем другое.

Она весело рассмеялась своей шутке, а я поблагодарила ее по-английски и по-японски, после чего вышла под ее задорный смех.

* * *

Дисциплина.

Пробежка.

Прогулка.

Разговор.

Спина прямая.

Взгляд чистый.

Голову выше.

Жми ручку.

Умывай лицо.

Изучай цель.

Готовь план.

Моя жизнь – это машина.

Я – машина, проживающая свою жизнь.

Щелк, щелк, щелк – проворачиваются шестеренки, и я живу.

Я живу.

Я проснулась посреди ночи и поняла, что мне не хватает Byron14.

Не хватает даже Гогена.

Мне не хватает людей, которым не хватает меня.

Я подумала о Луке Эварде и вдруг обнаружила, что я уже рядом с ноутбуком и гадаю, какое же преступление мне нужно совершить, чтобы вытянуть его в Токио.

Я вышла на улицу, слишком легко одевшись для холода и тьмы.

Нашла мужчину в баре.

Он был сильно пьян, но алкоголь сделал его сентиментальным, ребячливым, нежным и ласковым.