— Вам необходимо навести чистоту: вымести пол, убрать мусор! Двадцать минут! Сдать канистры! Потом дадут еду!

Две девушки принялись за уборку: одна поднимала и передвигала узелки и чемоданы, другая подметала. Пока убирали одну половину вагона, Валя взялась собрать мусор на другой. Отодвинула один из чемоданов и увидела дыру в полу. Не хватало кусков у двух досок, аккуратно переломленных поперёк чем-то твёрдым. На третьей были видны насечки: её явно не успели доломать.

— Костя! — негромко позвала Валя, стараясь не привлекать внимания охраны.

Костас заглянул в двери, увидел Валю. Прижал палец к губам — мол, молчи! — и запрыгнул в вагон.

— Задвинь чемодан на место! — шёпотом сказал он. — И веник сама возьми у девчат. Чем меньше народу это увидит, тем лучше.

— Костя, что это?

— Парни побег затеяли. Я против. Если немцы их не убьют, то в наказание других расстреляют. Как с партизанами. Но ребята верят, что никто не заметит.

— Костя, нас всех убьют! — так же шёпотом воскликнула Валя.

— Я постараюсь их убедить. Бежать надо не здесь, а при перегрузке.

— Какой перегрузке?

— У нас рельсовая колея шире, чем в Европе. Значит, будут или состав менять, или как-то иначе дальше гнать — может, машинами или пешком. Вот тогда надо. А они никак не хотят меня слышать. Ты только молчи, молчи, Валя!

Валя кивнула.

— Оксана, давай я тебя сменю! — крикнула она. — Ты уже больше полвагона вымела, а я тут всё подвинула.

Наконец уборка была закончена. Солдаты торопили пленников, загоняли их в вагоны.

Состав тронулся. Все начали устраиваться поудобнее, Марьяна с Костей и Асие занялись раздачей хлеба и другой еды. Воду пока дали только малышам да наплакавшейся Наташе. Остальным предложили потерпеть, сколько могут. Неизвестно, когда снова дадут питьё. Нужно беречь запасы.

Долгая мучительная дорога шла своим чередом. Они ехали уже третий день.

В густых вечерних сумерках поезд остановился. Выскочившие из вагонов пленники увидели по обеим сторонам дороги разрушенные сожжённые деревни. И ни одного огонька! Впервые остановка была не в чистом поле и не под прикрытием лесополос.

— Где мы, интересно?

— Может, Белоруссия уже… или Брянщина.

— Смотрите, это что, лес впереди?

— Темно уже, не разберёшь. Вроде лес. Большой, похоже.

— То-то они здесь остановили. Боятся небось партизан.

— Может, мы уже в Польше, почём ты знаешь, какие тут партизаны.

— Не, мы не в Польше. Там колея другая… Состав бы не прошёл. Белоруссия, наверное.

От негромких этих разговоров веяло обыденностью и… смирением, что ли.

«Как быстро мы все привыкли к этой дороге, — подумалось Вале. — Говорят, будто суп на кухне обсуждают».

— Auf den Wagen! — закричал конвоир, стоявший с винтовкой наперевес.

— По вагонам! — донёсся издали голос переводчика.

Быстро и привычно забрались пленники в вагон, и через несколько минут поезд тронулся. Люди устраивались, чтобы хоть как-то спать.

Валя сидела, как и раньше, у стены и думала о своём, машинально отмечая тихую возню на мужской стороне.

— Напрасно вы, ребята, — услышала она голос Костаса. — Всех подведёте под расправу, да и сами неизвестно, далеко ли уйдёте. Лучше бы мой план…

— Нет, Костя, мы через лес едем. Здесь можно уйти. Ночь, не заметят.

— Ш-ш-ш!

Тихий говор стал совсем неразборчивым.

…Далёкий крик и выстрелы услышали не все. Большинство путников спали. Только Костас да ещё двое парней вздрогнули и притихли, боясь произнести вслух то, что подумалось.

Перед утренней стоянкой обитатели вагона поняли, что их стало меньше. Четверых парней из шестнадцати не было. Наспех задвинутая чемоданом и узлом дырка в полу объясняла их отсутствие.

— Ушли? — спросила Марьяна. — Отчаянные… Дай бог, чтоб не попались.

— Стреляли ночью. Мы не поняли где. Ребята планировали между рельсами лечь и уйти, когда поезд пройдёт. Всего два вагона и надо было пропустить.

— Кто их ночью мог в хвосте заметить? Если только на патруль какой нарвались…

— Мало ли, может, фрицы на задней площадке часового поставили.

— Верняк, поставили. Может, в них и палили.

— Так! Товарищи! — встала Марьяна. — Если мы не хотим все попасть под расстрел, молчим. Нас столько и было! Дырку заложите как можно лучше. Доски-то не выбросили ведь?

— Куда ж их выбросишь…

— Маскируйте быстро! Тормозим уже!

Ещё не все спросонок поняли, что произошло, но чувствовали, что в вагоне опять возникло какое-то напряжение. Люди тревожно спрашивали друг друга, что случилось, и столь же тревожно замолкали.

Поезд остановился.

— Выйти всем! Быстро! — командовали конвоиры.

Пока солдаты бежали вдоль состава и выдавали хлеб, конвоиры у каждого вагона выхватывали по два человека и сгоняли их в одну группу под насыпью.

Вдоль путей быстро шёл офицер с переводчиком.

— Внимание! — кричал переводчик, стараясь, чтобы его было слышно как можно дальше. — Сегодня ночью была попытка побега! Она пресечена, и беглецы убиты! Если кто-нибудь ещё попытается убежать, за каждого убежавшего будет расстреляно по два человека от вагона!

Несколько солдат направились к группе стоящих под насыпью. В молчании провожали их взглядами остальные. «Убили, всех убили, — крутилось в голове у Вали. — Не убедил их Костя». Валя оглянулась на него. Костас стоял, опустив плечи и глядя в землю, но вдруг сделал резкий шаг вперёд.

— Не дури, Костя, — ухватил его за плечо один из друзей. — Что толку, что тебя убьют? Здесь от тебя пользы больше!

— Это я виноват! Я их не отговорил! Знал же, что… если обнаружат — других расстреливать будут. Пусть лучше меня, чем…

— Костя, — угрожающе сказал парень. — Сделаешь ещё шаг — сам в морду дам. Ты не виноват! Ты что, Серёгу не знаешь? Или Андрюху? Их же отговорить невозможно, если они что задумали. Что теперь…

— Если кто-то ещё попытается уйти через окна, — перебил разговор голос переводчика, — пусть знают, что у нас на крышах ночной патруль!

Ни конвой, ни переводчик не услышали вздоха облегчения и тихих возгласов, прошелестевших по группе из третьего с конца вагона.

— Не наши! Наши ушли! Есть надежда, что ушли…

К людям, стоящим под прицелом четырёх солдат, приближался офицер.

Взгляд Костаса посветлел.

— Герр официр! — крикнул он громко, чтобы его услышали конвой и офицер.