из Москвы к Архангельску. Важное значение сохранял и Великий Волжский путь. В начале XVII столетия в Ярославле был деревянный рубленый город, непосредственно примыкавший к укрепленному Спасскому монастырю, и большой острог, окружавший обширный посад.

Для ярославского периода жизни Дмитрия Пожарского характерно органическое сочетание политической и военной деятельности. Чтобы придать освободительной войне общенациональный характер, необходимо было создать новое общерусское правительство, новый административный аппарат. В Ярославле сформировали «Совет всей земли», свои приказы (Поместный приказ, Казанский дворец, Новгородская четверть). Оскудевшие дворяне наделялись новыми поместьями. Регулярно собирались налоги. Устроили даже собственный Двор, учредили новый герб (все самозванцы использовали прежний герб – двуглавого орла). Большая земская печать имела изображение «двух львов стоячих», а меньшая дворцовая печать – «льва одинокого».

Сам воевода Дмитрий Пожарский получил титул, который подчеркивал его общерусскую власть: «По избранию всей земли московского государства всяких чинов у ратных и у земских дел стольник и воевода князь Пожарский». Но предводитель земского ополчения проявлял большую скромность, не желая раздражать знатных бояр, съезжавшихся в Ярославль: для него важнее местничества было единство всех русских сил. Такой же линии придерживался и Кузьма Минин. Известно, что под соборной грамотой Дмитрий Пожарский подписался десятым, а Кузьма Минин – пятнадцатым. Не это было главным, а реальная власть над ополчением. Эту власть Пожарский и Минин не отдали никому.

Две основные задачи стояли перед полководцем: постоянное расширение территории, на которую распространяется власть «Совета всей земли», и продолжение формирования освободительной армии. Ту и другую задачу решал Пожарский во время «ярославского стояния».

В Пошехонье засели казаки, верные атаману Заруцкому. В мае 1612 г. посланный из Ярославля воевода Лопата-Пожарский разгромил их.

Горожане Переяславля-Залесского сами попросили защитить их от казаков атамана Заруцкого. Вскоре туда пришел отряд ополчения во главе с воеводой Иваном Наумовым.

Земские воеводы пошли в Тверь, Владимир, Ростов, Рязань, Касимов, держали под контролем основные дороги, связывавшие Ярославль с севером. Поморье и северные города стали постоянной базой снабжения ополчения.

Одновременно Дмитрию Пожарскому приходилось заботиться о северо-западных рубежах: шведы, обосновавшиеся в Новгородской земле, вели себя враждебно. Срочно укреплялись Каргополь, Белоозеро, Устюжна, Углич.

Но главной оставалась все-таки забота о войске…

И Дмитрий Пожарский энергично набирал новые и новые отряды дворянской конницы, собирал в сотни стрельцов, призывал ополченцев из посадских людей и крестьян, обучал их военному делу, проводил смотры. Ему удалось собрать 20–30 тыс. человек, в том числе около 10 тыс. служилых людей, до 3 тыс. казаков, примерно 1 тыс. стрельцов. Это была уже внушительная сила.

Но и трудностей встречалось немало. Деньги для раздачи служилым людям поступали нерегулярно. Кузьме Минину приходилось принимать крутые меры к неплательщикам. В мае на Ярославль обрушилась моровая язва, которая замедлила сбор ополчения.

Но были и обнадеживающие вести. В подмосковном лагере атамана Ивана Заруцкого и Дмитрия Трубецкого усиливались раздоры, все чаще их бывшие сторонники переходили на сторону земского ополчения. В конце концов Заруцкий с 2 тыс. казаков бежал по Коломенской дороге.

В Ярославле стало известно, что польскому гарнизону в Москве посланы подкрепления. Ждать больше было нельзя. В конце июля 1612 г. военный совет принял решение начать поход на столицу.

Ополчение выступило из Ярославля 26 июля 1612 г. Рати двигались с большим обозом, с тяжелыми пушками – воевода не исключал, что придется штурмовать крепкие стены Москвы. Неудивительно, что ополчение двигалось медленно. К тому же Дмитрию Пожарскому приходилось поджидать в условленных местах подкрепления, посылать в разные стороны отряды для изгнания интервентов из близлежащих городов. Так, во время стоянки ополчения в Переяславле-Залесском стало известно, что «черкасы» и «литовские люди» неожиданно захватили Белоозеро, туда пришлось срочно посылать четырех казачьих атаманов со станицами, сотню стрельцов.

Еще раньше к Москве были посланы два передовых конных отряда, общей численностью примерно 1100 человек. Они заняли позиции между Тверскими и Петровскими и между Петровскими и Никитскими воротами, прикрыв дорогу на Смоленск, по которой ждали подхода гетмана Ходкевича. Серьезной военной силы эти отряды собой не представляли, но неожиданные маневры гетмана Ходкевича были предупреждены: обойти заставы Дмитрия Пожарского он никак не мог. Почти в полной блокаде оказались засевшие в Кремле Струсь и Будила – по другую сторону Москвы стояли казаки Трубецкого.

14 августа главные силы разбили лагерь под стенами Троице-Сергиева монастыря. Здесь Дмитрий Пожарский простоял 4 дня, выжидая. Часть казаков из лагеря Трубецкого уже перешла на сторону ополчения, но сам он выжидал, не соглашаясь на переговоры с вождями земского ополчения. Однако дольше медлить было нельзя, передовые воеводы Дмитриев и Лопата-Пожарский доносили о приближении гетмана Ходкевича. К Москве был немедленно послан отряд князя Василия Туренина, получивший приказ укрепиться у Чертольских ворот. Вся крепостная стена, прикрывавшая Москву с запада, была теперь занята русскими войсками. Воеводы Дмитриев, Лопата-Пожарский и Туренин насчитывали немного ратников, но продержаться до подхода главных сил и связать противника боем они могли. Надеялся Дмитрий Пожарский и на помощь казацких «таборов», которые князь Трубецкой навряд ли сумеет удержать в своих лагерях, если под Москвой начнутся бои. Как показали дальнейшие события, воевода не ошибся.

18 августа 1612 г. воевода Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин выступили из лагеря под Троице-Сергиевым монастырем и 20 августа достигли предместий Москвы. Они остановились в районе Арбатских ворот, прикрывая Москву с запада. У Яузских ворот стоял со своими казаками князь Трубецкой. Теперь он сам попытался договориться с вождями ополчения. Но сразу стало ясно, что высокомерный князь претендует на главенствующую роль в земском ополчении – он был, по тогдашнему местническому счету, старшим по чину и знатности. Переговоры закончились безрезультатно. Князь Трубецкой вернулся в свой лагерь, а Пожарский начал укрепляться на Арбате. Острожки верно служили ему и Скопину-Шуйскому в прошлых боях, надеялся на них воевода и сейчас. Позиция князя Трубецкого по-прежнему оставалась неясной, а своих сил у Пожарского не хватало: к Москве успело подойти не более одной трети ополчения.

У Дмитрия Пожарского в передовых отрядах было примерно 1100 всадников, наряд с пушкарями (численность неизвестна), около 1 тыс. стрельцов, 1,5 тыс. казаков, до 3 тыс. дворян и «детей боярских» и пеших ополченцев – всего не более 10 тыс. человек. В то время как у гетмана Ходкевича, который 21 августа подошел к Поклонной горе, было не менее 12 тыс. солдат, да в польском гарнизоне Кремля и Китай-города еще оставалось не менее 3 тыс. Превосходство интервентов было, таким образом, почти двойное. Бой предстоял для ополчения очень трудный, недаром Будила прислал в русский лагерь высокомерную грамоту со словами: «Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей!»

Но русские ратники поклялись «стояти под Москвою и страдати всем и