Он вас обидеть не хотел

И сделать этого б не смел.

За что вам драться? помиритесь, –

Дамону говорят друзья.

    – Никак нельзя!

Но Клит идет, идет не струся,

Дугой согнулся страшный ус.

Он с саблей – тут притих мой трус.

– По вашей просьбе помирюся,

И впрямь, за что его убить?

    Ну так и быть.

Куплеты на слова «С позволения сказать»*

С позволения сказать,

Я сердит на вас ужасно,

Нет! – вы просите напрасно;

Не хочу пера марать;

Можно ль честному поэту

Ставить к каждому куплету:

«С позволения сказать»?

С позволения сказать…

Престарелые красотки,

Пересчитывая четки,

Станут взапуски кричать:

«Это что?» – Да это скверно!

Сочинитель песни верно,

С позволения сказать…

С позволения сказать,

Есть над чем и посмеяться;

Надо всем, друзья, признаться,

Глупых можно тьму сыскать

Между дам и между нами,

Даже, даже… меж царями,

С позволения сказать.

С позволения сказать,

Доктор мой кнута достоин.

Хоть он трус, хоть он не воин,

Но уж мастер воевать,

Лечит делом и словами,

Да потом и в гроб пинками,

С позволения сказать.

С позволения сказать,

Моськина, по мне, прекрасна.

Знаю, что она опасна:

Мужу хочется бодать;

Но гусары ведь невинны,

Что у мужа роги длинны,

С позволения сказать.

С позволения сказать,

Много в свете рифмодеев,

Всё ученых грамотеев,

Чтобы всякий вздор писать;

Но, в пример и страх Европы,

Многим можно б высечь…

С позволения сказать.

«Молитва русских»*

Боже! царя храни!

Славному долги дни

  Дай на земли.

Гордых смирителю,

Слабых хранителю,

Всех утешителю

  Всё ниспошли.

Там – громкой славою,

Сильной державою

  Мир он покрыл.

Здесь безмятежною

Сенью надежною,

Благостью нежною

  Нас осенил.

Брани в ужасный час

Мощно хранила нас

  Верная длань.

Глас умиления,

Благодарения,

Сердца стремления –

  Вот наша дань.

Ноэль на лейб-гусарский полк*

  В конюшнях Левашова1

  Рождается Христос.

  Звезда сияет снова,

  Всё с шумом понеслось.

. . . . . . . . . . . .

Иосиф отпер ворота:

«. . . . .потише, господа,

Ведь вы здесь не в харчевне».

  Христос спросил косого:

  . . . . . . . . . . . .[9]

  . . . . . . . . . . . .

  «Из Голубцовых я!»

…вскричал Спаситель удивленный:

«. . . . .его обнять готов,

Он мне сказал: „я из глупцов“,

  Вот малый откровенный».

  . . . . . . . . . . . .

  . . . . . . . . . . . .

  Изрек, хлыстом махая,

  Полковник филантроп.

  . . . . . . . . . . . .

Я славной Пукаловой2 друг

…– хоть тысячи услуг.

. . . . . . . . . . . .

  Вдруг сабля застучала,

  Сияет аксельбант,

  Лихого генерала

  Вбегает адъютант.

«. . . . .– мой генерал доволен.

Что, здесь… Христос живет?

. . . . .а сам он не придет,

  От дев немного болен».

Стихотворения петербургского периода, 1817-1820

1817 (после Лицея)

«Есть в России город Луга…»*

Есть в России город Луга

Петербургского округа;

Хуже не было б сего

Городишки на примете,

Если бы не было на свете

Новоржева моего.

«Простите, верные дубравы!..»*

Простите, верные дубравы!

Прости, беспечный мир полей,

И легкокрылые забавы

Столь быстро улетевших дней!

Прости, Тригорское, где радость

Меня встречала столько раз!

На то ль узнал я вашу сладость,

Чтоб навсегда покинуть вас?

От вас беру воспоминанье,

А сердце оставляю вам.

Быть может (сладкое мечтанье!),

Я к вашим возвращусь полям,

Приду под липовые своды,

На скат тригорского холма,

Поклонник дружеской свободы,

Веселья, граций и ума.

К Огаревой, которой митрополит прислал плодов из своего сада*

Митрополит, хвастун бесстыдный,

Тебе прислав своих плодов,

Хотел уверить нас, как видно,

Что сам он бог своих садов.

Возможно всё тебе – харита

Улыбкой дряхлость победит,

С ума сведет митрополита

И пыл желаний в нем родит.

И он, твой встретив взор волшебный,

Забудет о своем кресте

И нежно станет петь молебны

Твоей небесной красоте.

Тургеневу*

 Тургенев, верный покровитель

Попов, евреев и скопцов,

Но слишком счастливый гонитель

И езуитов, и глупцов,

И лености моей бесплодной,

Всегда беспечной и свободной,

Подруги благотворных снов!

К чему смеяться надо мною,

Когда я слабою рукою

На лире с трепетом брожу

И лишь изнеженные звуки

Любви, сей милой сердцу муки,

В струнах незвонких нахожу?

Душой предавшись наслажденью,

Я сладко, сладко задремал.

Один лишь ты с глубокой ленью

К трудам охоту сочетал;