— Против Хосейна. Хотят его семью власти лишить. Вот здесь тебе от него подарок, — Амир протянул пухлый конверт. — Ты жди. Искать тебя будет.

Но Лана поняла, что ждать бесполезно. Надо новую сказку про войну и антисоветскую революцию сочинять… А в конверте… в конверте были зелененькие крупные купюры.

Когда девчонки поменяли Ланке через кого-то эти доллары на сертификаты, она жутко разбогатела. Даже половины не смогла сразу в «Березке» потратить, хотя набрала все, что душе угодно. Выглядела Светлана теперь с хосейновскими подарками, как никогда — загляденье! Когда выходила гулять на бульвар в шубе голландской под зебру с импортной коляской, в которой восседал мальчоночка — весь с иголочки: в финском комбинезончике и красных сапожках, все аж оборачивались. Особенно часто крутился теперь возле Ланы некий Игорек. Этот парень, уже почти выпускник, приехавший в Училище откуда-то с Алтая, был единственным серьезным претендентом на роль законного супруга. Уже трижды за два года делал он Светлане предложение, покорно снося ее измены, или веря ее наглым вракам. В сущности, у нее с Игорем ничего особого и не было — несколько почти символических эпизодов — робок он был, да и на жениха не тянул. Встречалась Ланка с ним скорее из жалости — хилый какой-то, затюканный, а смотрит на нее как на королеву жарко и преданно. К беременной Светлане подступиться боялся, верил слухам про иностранца-жениха, но когда родила она безотцовщину, заявился с георгинами и прямо с порога:

— Светлана Витальевна (надо же, отчество вспомнил, она и сама забыла — «Витальевна!»), мне все равно, чей это ребенок. Я не антисемит и не куклуксклановец какой-нибудь. Выходи за меня — будем вместе растить. И чуть не прослезился: губы дрожат, нос покраснел, глаза испуганные, кроличьи.

— Ладушки, Игорек. В ЗАГС пока не побежим, посмотрим, как дело пойдет — примирительно потрепала его по щеке Светлана. — Но ты у меня будешь «самый главный поклонник…»

— Ага, в запасном составе значит, — осклабился вдруг тот по-собачьи, вроде даже, как шерсть дыбом встала. Но быстро остыл, смирился. Так вокруг Светланы и вьется — то на детскую кухню в воскресенье утром сбегает, то постирать поможет и при этом — никаких требований. Выжидает.

…Максиму исполнилось восемь месяцев. Он визжал в пластмассовой ванночке, отбиваясь от подступившей с мочалкой бабы Раи, когда отворилась в прихожую дверь, потянуло сырым сквознячком.

— Ну кого там еще несет, блин! — гаркнула Ланка, наливая в кувшин горячую воду. — Дверь закройте, обормоты, ребенка простудите! Обернулась и расцвела:

— Женька!.. Уж и не ждала!

— Не могла я приехать, Лана… Да потом все, потом расскажу. Дай-ка мне подержать этого здоровячка! — Женя протянула руки и прижала к груди завернутого в простыню, заводящего гневный ор мальчика.

— Ого! Тяжеленький! У тебя-то как?

— Сама видишь, подружка — все о'кей! — ослепительно улыбнулась Светлана. — Максимом зовут.

ЧАСТЬ 3

ЛЕПЕСТКИ НЕ ПЕСКЕ

1

Кое-что про Светлану было известно Жене из материных писем, кое-что через знакомых, но все как-то смутно, с привкусом скандального анекдота. Сама Ланка переписки с подругой не поддерживала, ясно теперь почему — не до посланий было, не хотелось комедию ломать, а плакаться она не любила. Другое дело вдвоем на кухне, прикрыв дверь в комнату, где над спящим внуком сидела Чекануха, просматривая с отключенным звуком передачу «От всей души» с любимой ведущей Аллой Леонтьевой. Все выложила Светлана подруге в тот же вечер, вернее ночь, так как засиделись они чуть не до утра.

— Ох и не знаю, Лан, что тебе посоветовать, — вертела Женя выложенное на показ бирюзовое ожерелье. — Может, все же, получше к Игорю присмотреться? Мы ж теперь с тобой бабы ученые, жизнью тренированные. «Не все то золото, что блестит» — это прямо про цирк и про твоего восточного царька сказано. А еще, думаю, предстоит нам с тобой освоить народную мудрость «стерпится — слюбится». Ты мне Игорька покажи, может, не чего в его индивидуальности недопонимаешь?

Но когда увидела Женя Игоря, прогуливающего вместе с Ланой воскресным вечером колясочку с Максимом, задумалась, на что подругу вдохновить. Смотрит парень искоса, недобро, отмалчивается. Вздохнула только Евгения:

— Давай не буде торопиться подруга. Подождем, а? Вот ведь я еще надеюсь — явится мой джигит, начнем все заново строить.

Жила теперь Евгения в новом блочном доме с голубыми лоджиями в двухкомнатной кооперативной квартире. В июле приехал Алексей — и начали они обставляться — кухонный гарнитур купили, спальню, телевизор. А что? Муж премию получил, да и от продажи «Москвича» осталось. Вот так бы жить и жить за тюлевыми занавесками, в тепле и уюте всем вместе. Вика от отца ни на шаг не отходит, да и он дочерью не налюбуется — плавать на озере в момент обучил, в тир водил, и даже стал брать у нее уроки французского, т. е. играл в школу, где учительницей была Вика.

До чего же здорово просто возиться на кухне, поглядывать на новенькую плиту с таймером (в кулинарной книге написано, что «безе» надо выпекать на малом огне не менее 30 минут), слышать, как постукивает в ванной муж, выкладывая стенку кафелем, а когда к тебе подкатится рыженькая кроха с припудренной цементом щекой («папе помогала»), спросить:

— А ты знаешь, Викошка, что такое по-французски «безе»? А вот что! Чмокнуть в усеянный веснушками нос, — «поцелуй»! И слышать как потопала дочь к Алексею, чтобы задать ему тот же вопрос и точно так же, заставив пригнуться, поцеловать в нос.

Евгения особенно остро ощущала свое маленькое, бабье, счастье, зная что через месяц ничего этого не будет — ни хозяйственного мужа за стеной (уедет в цирк), ни дочки под боком (пойдет в сад), ни печенья в духовке, ни хорошего настроения… Но пока в их доме все шло на зависть гладко и, наверное, поэтому зачастила сюда Ланка. Правда, с мимолетными визитами: забежит с Максимом, мелет что-то несусветное про отчетно-перевыборное собрание, про семинар торговых работников и ревизию, а все, чтобы сына подбросить «на пару часиков». Да где уж там часики? На всю ночь, а тои и на сутки оставался у Козловских Максим. Леша завистливо косился на смуглокожего малыша:

— Вот бы нам такого мальца, отличный бы наездник получился! Ты знаешь, Женя, эта козявка вообще ничего не боится — ни собак, ни высоты, ни воды! Может, своего сообразим, а Жень?

Евгения виновато отводила глаза. Она приняла тайные меры против беременности и почти подвела мужа к мысли о том,