Холли засыпала и просыпалась, опять засыпала и опять просыпалась. Ночью боль была терпимой. Она еще раз поблагодарила Бога за свой крепкий сон.

Чтобы отвлечься, Холли открыла альбом своей жизни на странице, где она сидела в комнате, уставленной цветами, и держала по крохотному свертку у каждой груди. Крис лучился безмерной гордостью, как будто выиграл конкурс племенных жеребцов, и окликал совершенно незнакомых людей, проходивших через вестибюль больницы Святой Анны. Она перелистала несколько страниц. Ее сыновьям по два года, они все еще покорны ее воле. Пасха. Она нарядила светловолосого Иана и чернявого Эвана в красивые костюмчики. Галстуки-бабочки длиной с ее палец. Крохотные бархатные пиджачки. А вот она аплодирует, сидя на складном стуле на краю поля, когда Эван совершенно случайно забивает свой первый гол. Какие маленькие они тогда были... Не старше шести лет? Диктанты за кухонным столом. Громкие стоны, раздающиеся в тот момент, когда мальчишки распахивали дверь, учуяв запах мясного хлебца, который она готовила по вторникам. Грязные следы на полу в прихожей. Полдюжины мальчишек субботним утром у них в доме. Они остались ночевать в пятницу вечером, и ей приходится осторожно переступать через них, чтобы никого не задеть. Тяжелая серебряная рамка, в которую она каждый год вставляет новые школьные фотографии сыновей. Портрет, который обошелся в несколько сот долларов. Он списан с фотографии. Вся их дружная четверка, умытая, причесанная и нарядная... Иан рядом с ней, Эв стоит рядом с Крисом. Почему они не обождали с этим портретом, пока мальчишкам не настала пора покидать дом? Потому что они еще дети, подумала она. Через год начнется их превращение в юношей.

«Что ж, — подумала Холли, — может, это к лучшему».

Оливия вздохнула. Она хотела, чтобы Трейси поскорее проснулась. Несмотря на свое занудство, Трейси могла найти выход из любого положения.

Оливии и в голову не пришло попробовать активно крутить штурвал, хотя она, держа его в руках, время от времени вспоминала о нем. Она ждала, чтобы Трейси проснулась и сказала ей, что делать дальше. То, что Оливия относилась к жизни с неуемной жадностью, присущей детям, возможно, объяснялось тем, что всю ее взрослую жизнь рядом с ней всегда находился человек, который опекал ее. Когда же она была ребенком, никто и никогда этим не занимался.

На рассвете, когда Трейси наконец проснулась, Оливия уже приготовила для всех кофе.

— Спасибо, Лив. — Трейси была по-настоящему тронута. Холли приняла из ее рук чашку с кроткой улыбкой и, как заметила Оливия, без единого слова о дворецких и серебряных чайных сервизах.

— Что нам следует предпринять в первую очередь? — спросила Оливия, пока остальные маленькими кусочками откусывали хлеб и грызли яблоки. Сама она не понимала, как можно есть раньше полудня.

— Ну... я уверена, что мы найдем генератор. Работающий генератор должен зарядить батареи. Кэмми с этим легко справится, если мы сможем убедить ее... Мне необходимо спуститься вниз и поговорить с ней. Она очень расстроена, Лив. Хотя, конечно, мы все огорчены.

Оливия кивнула, но затем пожала плечами.

— Честно говоря, Трейси, ей будет лучше, если она не станет отсиживаться в каюте. К тому же, учитывая ситуацию, разбитое девичье сердце должно заботить нас меньше всего. — Она помолчала, а потом вернулась к началу разговора: — И что дальше?

— Дальше... Во-первых, мы вернемся назад. Мы посмотрим на данные локатора, такой штуки, которая определяет местоположение, и поплывем на Сент-Томас или Сент-Джон, какой там из них будет первым. Мы остановимся, когда стемнеет. Может, это займет больше одного дня, хотя одному Богу известно, к чему мы привяжем яхту. Но если мы сядем на мель, для нас это будет даже лучше. Во-вторых, мы будем запускать сигнальные ракеты. Кто-нибудь нас обязательно заметит. Хорошо, что мы не очень далеко уплыли. — Трейси тяжело вздохнула. — Ну и идею я подбросила насчет отдыха, Лив. Прости, я виновата.

«Да уж», — подумала Оливия, но, будучи исполненной великодушия после своей жертвенной ночи, успокаивающе произ-несла:

— Не переживай, Трейси. Я не сержусь. Если бы не пропавший экипаж, то это все скорее только помогло бы мне развеяться и не думать о смерти Франко и покинутом доме. Не то что какая-нибудь... обычная поездка У меня их были десятки. Как сказал Ленни, это волнующий опыт, хотя и ужасный. Как ты думаешь, с ними все в порядке?

— Думаю, что нет, — ответила Трейси, пытаясь не придавать значения глухому стуку, который она ощущала всем своим телом, когда ночью разворачивала судно. Она помолилась, коротко, но искренне, чтобы это не оказалось тем, чего она боялась. — Я всей душой надеюсь, что они спаслись, но мне в это не верится, — добавила Трейси. — У них не было горючего.

— Может, и было, — задумчиво произнесла Холли. — Может, просто в двигатель попала вода.

— Наверное, этим все и объясняется, — заключила Оливия. — Еще кофе?

Холли не выдержала:

— Ливи, ты так беззаботна! Как ты можешь? Девушка там, внизу... Это же Кэмми. Тебя, похоже, совсем не волнуют ни ее горе, ни то, что произошло. Тебе как будто все равно.

— Мне не все равно, — невозмутимо сказала Оливия. — Но от меня ничего не зависит. Зачем же попусту тратить время на разговоры о том, что я не в силах уладить?

Перед внутренним взором Трейси промелькнуло воспоминание: закрытые глаза, расслабленное лицо и разметавшиеся по подушке черные волосы Оливии, суета людей в белых халатах. Тогда, как и сейчас, Оливия демонстрировала необъяснимое безразличие.

— Допивайте, — сказала Оливия. — Я ложусь спать. Вы все спали, а я много часов бодрствовала. Теперь ваша очередь.

Она не спеша направилась к своей каюте и, войдя в нее, закрыла за собой дверь. Подруги молча проводили ее взглядом.

— Она такая, блин, странная, — раздраженно произнесла Холли.

— Я хочу, чтобы ты приняла еще пару таблеток этого антибиотика. — Трейси будто не слышала слов подруги.

— Ты отказываешься говорить о ней в таком тоне, да? — Холли была явно на взводе. — И я могу принять все антибиотики в мире, Трейси. Я не думаю, что это мне поможет.

— Вреда от них, во всяком случае, не будет. Прими их, а также половинку обезболивающего.

— Медсестра здесь я, — улыбнувшись, напомнила ей Холли. Она терпеливо наблюдала за тем, как Трейси выгнала все пузырьки воздуха из шприца (они нашли несколько штук в аптечке Ленни) и, захватив складку на здоровом бедре Холли, осторожно ввела лекарство. Холли подозревала, что это был всего лишь лидокаин, но все равно он бальзамом разлился по ее телу, впервые за много часов позволив ей расслабить судорожно сведенные мышцы.

— Спасибо, Трейс, — выдохнула она и, заметив, что у Трейси побелели губы, спросила: — Что случилось, подружка?

— Я никогда раньше не делала уколов. Мне было невообразимо страшно.