В любом случае пара новых «Денди» в кафе «Scott’s» пришлась весьма кстати. По стране катилась настоящая волна тетрисомании. Как грибы росли фан-клубы, проводились соревнования и чемпионаты с неожиданно приличными призами. Новоявленные хиппи умудрились включить игры в свою субкультуру, причудливо связав комбинации падающих кубиков с сексом, тем самым изрядно разнообразя английский язык. Лозунг «Занимайтесь „Тетрисом“, а не войной» стал обычным на антивоенных митингах и шествиях. Но всех переплюнул какой-то волосатый пророк из Мемфиса. Он начал «совершенно достоверно» предсказывать будущее человека по картинке, которая получалась в «стакане» после падения 27-й фигуры.

Хватало и прочих безумств — католическая церковь осторожно попробовала прощупать почву на предмет запрещения нового «гнезда порока», но резко передумала, увидев реальную популярность. Зато оживились законодатели, игровые автоматы были запрещены в школах, колледжах и их окрестностях, в некоторых штатах был установлен возрастной ценз, по которому играть можно было только половозрелым особям homo sapiens. Но все это до крайности мало волновало Брюса. Его бизнес процветал, под окном двухэтажного домика блестел свежим хромом Cadillac DeVille Convertible[213]68-го года, хозяйством занималась жена, фигуристая блондинка бальзаковского возраста. Даже с ее сыном от предыдущего брака, пятнадцатилетним сорванцом Тони, удалось по-настоящему подружиться. Что еще надо для того, чтобы спокойно встретить старость?

В начале декабря из реформаторского рога изобилия Президиума ЦК КПСС и Совета министров СССР вывалилась очередная пачка постановлений «о мерах по дальнейшему развитию жилищного строительства». Большая часть касалась совершенно непонятных мне материй космического увеличения производства цемента и перехода с «мокрого» на «сухой» метод, поелику это возможно. Сразу вспоминается, что материалов вполне хватало на «Родину-мать» на Мамаевом кургане[214]и циклопические сооружения Байконура, а вот для решения злободневного квартирного вопроса — нужно опять рвать жилы и возводить очередные гиганты индустрии. И ради этого, как водится, пойти на определенные жертвы, которые в данном случае можно рассматривать реальным покушением на знаменитое советское бесплатное жилье, про которое так много рассказывали любители совка из моего будущего. Бедный, бедный идеализм местных «товарищей», ему предстоит очередной удар о жестокую действительность. Хотя в СССР, да еще в декабрьские морозы, возмущаться сложно, не иначе компартия специально подгадала момент для подарка пролетариату.

Собственно, суть нововведений проста как бином Ньютона: предоставлять квартиры государство теперь будет в первую очередь льготникам и семьям (в том числе неполным), причем норма для постановки на учет составит 1/2 от социального минимума,[215]который составляет ни много ни мало, а девять квадратных метров на человека. Толкователи местной социалистической религии обосновывают принятое решение заботой о детях и институте брака, а также упирают на его временный характер. Вяло говорят про срок в пять лет, но ни в один документ это не вошло, кишка тонка, а может, уже обожглись на хрущевском «коммунизме при жизни нашего поколения» и заранее осторожничают.

Если хочешь больше или быстрее — в очередь даже не пытайся лезть, ужесточили все, что только можно и нельзя. Даже про какой-то документ времен «культа личности»[216]вспомнили и довели формулировку «Воспретить государственным учреждениям и предприятиям в какой бы то ни было форме вкладывать финансовые и материальные средства, принадлежащие им, в строительство домов и дач, осуществляемое жилищно-строительными кооперативами» до вполне логичного конца — путем выкидывания последних четырех слов. Вроде мелочь, но именно с упором на этот момент со всех сторон несется знакомое: «Реформа глупая и половинчатая, противоречит КЗОТу, УК и нормам СЭС, никакой целостности, грозит страшными последствиями, наверняка экспертов не привлекали, а если и спросили — как всегда, нашли полных даунов». Можно подумать, на Руси когда-то бывало иначе. Хорошо хоть про антинародный характер не вспоминают, видать, не успел забыть местный директорат тяжелую руку царя Иосифа.

С другой стороны, надо отдать должное нынешним вождям. Понимают, что без доброго слова пистолет малоэффективен. Не поленились, привели в порядок законодательство по кооперативному жилью и ввели понятие личных ипотечных кредитов.[217]Так что если есть хотя бы 25 % собственных денег и положительная характеристика с места работы, то ищи кооператив — и добро пожаловать в сберкассу за деньгами под удивительные четыре процента аннуитета. Более того, меня откровенно поразил аукцион неслыханной щедрости, половину первоначального взноса можно внести облигациями займов, которыми иные несознательные граждане уж собирались оклеивать нужники.

Привлекательно? Более чем, цена на «однушки» начинается тысяч с пяти рублей, если расписать по времени кредит, получится рублей эдак двадцать-тридцать в месяц. Но для меня, закаленного рыночной экономикой будущего, лукавство очевидно. Ведь строить жилья больше, чем есть ресурсов, Советский Союз не в состоянии. Поэтому рост кооперативного сектора неизбежно потянет за собой соответствующее снижение темпов ввода социальной жилплощади, а значит, по сути, вся операция сводится к «высасыванию» из населения свободных наличных денег. Красивая и циничная афера, но в 1967 году люди привыкли верить газетам. Даже жена, при всем знании будущего, считает справедливым первоочередное обеспечение самых нуждающихся и искренне считает, что государство позаботится об остальных, пусть и спустя несколько лет.

Как хочется в это верить! Невольно вспоминаю собственное детство, великий мир «Полдня», которым я зачитывался в третьем или четвертом классе. Умные, красивые и сильные люди грядущего коммунизма, в 60-х они рядом, Стругацкие и Ефремов творят в какой-то сотне километров от М-града, на «Полдне, XXII» и «Туманности Андромеды» не просохла типографская краска. Когда-то нарисованное там будущее казалось мне чуть не само собой разумеющимся, накатывающий на страну Закат не замечала даже мать. Только отец… О, как хорошо я сейчас понимаю его молчаливую улыбку-гримасу, когда он слушал наши с ней рассуждения «о политике»!