«Улицы города так узки, – писал современник Паскаля, – что по самой большой может только проехать карета; поэтому встреча карет вызывает мучительные затруднения у кучеров… Женщины здесь уродливы, но плодовиты и, не возбуждая любви, рождают много детей…»

Базилика Нотр-Дам-дю-Пор – связью времен в Клермон-Ферране. Сурова до невозможности. Башни собора подпирают низкие небеса. Но суровость и скудость окружения, оказалось, не подавили, а породили величие духа.

Софи часто листала томик Паскаля, ища ответ на неясное в себе, что и сама до конца не понимала и даже прочь гнала от себя. Раньше она подходила к Паскалю академически, ценила классические места типа «…Если бы нос Клеопатры имел другую форму, история разворачивалась бы по-иному…» или о мыслящем тростнике. Но её теперешние поиски не имели ничего общего с спокойным удовольствием чтения хрестоматийных фраз и прекрасного языка. Нет, она искала опору, потому что не одно окружающее её мучило, в ней самой завершалась скрытая борьба.

Ей приходилось искать в себе внутренние опоры. То, что она для спасения придумала, вовсе не соломинка, и само чувство больше неё и безбрежности окружающего пространства.

«Наше тело, – откликался из прошлого земляк, – представлявшееся незаметной точкой в непостижимом бытии всего мироздания, само становится мирозданием по отношению к равно непостижимому небытию…»

И теперь Софи знала, что выдержит, и боялась только назвать происходящее («Держи меня, соломинка, держи»).

«Мы навеки лишены способности знать достоверно и плаваем в неизвестности и волнении между крайними точками».

– Ну, как, посоветовалась с земляком?

– Посоветовалась.

– И что он сказал?

– «Человеку, несоизмеримому с небытием и вечностью, не должно суетиться в своём исследовании природы …»

– Выходит, не станем суетиться?

– Не станем. Николай, я хочу провести генеральную репетицию своего урока. Даже нет, я буду рассказывать, а ты скажи: интересно?

– Давай.

– Мы обычно стремимся не только увидеть, но и понять: отчего? Отчего, например, в лесу деревья равновысокие? Может, от взаимного влияния? И они, как мы, одергивают выскочек – не выпячивайся. А мне, наоборот, хочется, если я немножечко выросла, подтянуть за собой остальных. Я теперь вот на станции пожила и больше других увидела.

Вид с высоты всегда волнует человека: с гор, с монгольфье, с самолета. Космонавтика помогла забраться на самый верх и увидеть всё разом. Но увидев, как треснул земной шар, задаешься вопросом: а почему? Ведь в Космос идут не только за ответами, но и за вопросами… Не знаю, стоит ли продолжать, Николай?

– Софи, ты просто меня заинтриговала. Ходишь вокруг да около. Мой совет – не тяни кота за хвост, давай твои наблюдения. Мне понравилось, как ты рассказывала о поисках воды… И забудь, что это – урок, делись увиденным.

– Забыть?

– Да, поделись.

– Хорошо. Попробую… На Земле не хватает пресной воды. Она есть, но часто не там, где требуется. Нет, возможно, и там, где требуется, но не всегда на виду. Есть, например, она под пустынями. Ведь пески – часто место бывшего моря, в нём скрыты рифты (по одной из новых теорий месторождения воды). Я отсюда вижу признаки воды в пустыне по весенней растительности и увлажнению песков. Но интересней замаскированная вода. Есть в соленой океанской пустыне – свои реки, колодцы, родники.

– А где они?

– Есть у Ямайки, есть у Японии, возле Багам и в Персидском заливе.

– Как ты их обнаруживаешь?

– По цвету. И другая вода, замерзшая – ледники, айсберги. Местами есть узкие пространства между течениями. И стоит чуточку айсберг оттранспортировать, и течение бесплатно доставит его в жаждущий район. Я отыскиваю такие «стрелки» перевода и подумываю организовать компанию по доставке в засушливые районы кристальной воды.

– Это твой бизнес-план?

– Да, мы с Жаном создали здесь свой клуб миллионеров. А ещё я за фирновой линией слежу.

– За границей снега?

– Да, границей открытой области ледника и заснеженной. Постепенно начинаешь различать виды льда, и разбираться в ситуации… В тропиках южно-американские горные пики, достигающие пятикилометровой высоты, лишены снежных шапок, а к югу, где сужается материк, горы вбирают влагу с обеих сторон (с атлантической и тихоокеанской) и у них снежные шапки. С снежной линией связаны – водосток, сход селей, лавин, орошение равнинных районов. Рисую графики снеговых линий, чтобы модели создать.

– А у Жана – свой бизнес-план?

– Да, и перспективный.

– А Сергей в ваш бизнес вошёл?

– Он – романтик у нас и говорит, что не так воспитан, и ему важнее не получить, а отдать.

– Очень трудно отдать, ничего не получив.

– Да, и так, и не так. Он ведёт изучение собственной атмосферы станции. Вокруг неё. Ведь она, как планета, имеет своё газовое облако. Как влияет оно на наблюдения, на иллюминаторы? Кроме того считается, что полёты пониже недопустимы из-за обломков, а он доказывает: это не так, полеты возможны с экранами и с водителем, что-то вроде управляемого кораблевождения, лоцманского плавания с маневрами… Разболталась я. Хорошо хоть Сергей не слышит, что его тайны выдаю.

– Так ведь полно губительной мелочи.

– Я в деталях не разбираюсь. Знаю только, экран для мелочи, а от встречных глыб – маневры ухода, и ещё особый прибор потребуется, что-то вроде радиолокатора. И себя Сергей тренирует в качестве прибора. Нет, совсем не шучу. По вспышкам в глазах предсказывает магнитные бури и с ними связанное.

– Жан, тут все вами интересуются. Поделись своим бизнес-планом.

– Не могу. Коммерческая тайна.

– Для рекламы.

– Очевидное в рекламе не нуждается. Леверье ещё в 1854 году, когда буря погубила у Балаклавы французский флот, предложил наносить на карту сведения метеостанций, текущий погодный фронт. А с орбиты я вижу: куда и откуда он? Изменение погоды легко предсказать, сама форма циклонов подсказывает.

Облака с земли выглядят хаотично, случайно, бессмысленны. Мешанина и только, а с орбиты видны системы облаков. Самые распространенные – спиральные, диаметром от ста до полутора тысяч километров. Молодые блюдцеобразные, всего лишь в сто километров. Спираль и по периферии лисьи хвосты. Разорванное кольцо циклона – свидетельство его агонии. Я, наверное, с сотню их зарисовал. Есть и уникальные, с несколькими центрами… Мы на прошлом витке прошли над ураганом и даже заглянули в его циклопический «глаз». Маршруты их я на карту наношу, и получилась дорога «ураганов».

– Не дай бог попасть на эту дорогу, хотя все они с ласковыми именами.

– Отсюда их безопасно наблюдать… Обычно августе-сентябре в западной Сахаре рождается слабенький вихрь. При его рождении на него ещё можно повлиять, но тогда его никто не замечает. Над островами Зеленого мыса он приобретает характерную форму. Это – Броккен, родильный дом ураганов. Отсюда они шествуют через океан. Скорость их пока небольшая – пятьдесят – шестьдесят километров в час. Хотя это совсем не обязательно. У каждого урагана свой норов. То вдруг он на месте затопчется, то совершит рывок в двести километров за час. Говорить можно только лишь в среднем. Средняя продолжительность их жизни – девять дней. Но натворить они успевают многое. Все они, преодолев океан, у Кубы поворачивают на север.